Три основные силы существовали на Кубани: иногородние крестьяне и ремесленники, составлявшие половину всех кубанцев; казаки-середняки, которых было большинство в казачьей половине; богатые казаки и богатые иногородние, которые пользовались огромным влиянием, в их руках была вся власть, хотя их было немного. Эти силы выражали разные желания и намерения.

Иногородние потребовали землю. Казаки-середняки от их требования насторожились, но, в свою очередь, потребовали отменить двадцатилетнюю военную службу и прекратить войну, вернуть казаков с фронта. Богатая казачья старшина испугалась за свои огромные земельные паи, доходы и привилегии, заговорила о казачьей автономии. Но Временное правительство на собственность пока не покушалось, объявило лишь, что отныне все равны, все граждане. Ну, граждане так граждане. А с землей-то как? С войной? С военной службой? Пока шли только споры.

Вслед за Февральской революцией пришел Октябрь с его Декретом о земле. «Право частной собственности на землю отменяется навсегда… Право пользования землею получают все граждане (без различия пола) Российского государства, желающие обрабатывать ее своим трудом, при помощи своей семьи, или в товариществе…»

После Февраля казачья старшина, богатые казаки-землевладельцы волновались и печалились, так сказать, душою, вообще грустили о прошедших славных временах, царских милостях, походах, службе в столице. После Октября стало уже не до печалей о царской короне. Самих грабят! И кто! Гольтепа, иногородние гамселы, пришельцы, чужие люди, которых казаки из милости приютили на своей земле, кровью заслуженной у царицы Екатерины. Богатые казаки озлобились, закричали о казацком «товаристве», казачьей автономии, покушении гамселов на казачью землю и волю. Заволновались все казаки.

9 декабря 1917 года Совнарком принял обращение ко всему трудовому казачеству; в нем сообщалось, что земельный вопрос в казачьих областях будет решаться в интересах трудового казачества и всех трудящихся «в согласии с голосом трудового казачества на местах». Совнарком отменял обязательную военную повинность казаков, зимние занятия, смотры, лагеря; государство брало на свой счет обмундирование и снаряжение казаков, призванных на военную службу.

Это было сделано потому, что на Дон бежали из центра белые офицеры, где генералы Корнилов, Алексеев и Деникин формировали Добровольческую армию и очень рассчитывали на казаков, донских и кубанских.

В марте 1918 года отряды вооруженных рабочих, крестьян, казаков взяли Екатеринодар, где Второй областной съезд Советов вскоре объявил о создании Кубанской советской республики.

Но с Дона на Кубань, оттесненная красными, двинулась Добровольческая армия под командованием генерала Корнилова, рассчитывая создать на Северном Кавказе плацдарм для похода на Москву, получить от кубанских казаков весомую помощь. Это был знаменитый Ледяной поход Корнилова. Несколько тысяч белых офицеров, юнкеров, студентов, немного казаков и черкесов в конце зимы — начале весны, под холодным дождем, мокрым снегом, ледяным ветром шли по Кубани к Екатеринодару. Вместе с Корниловым был и генерал Деникин. К великому разочарованию Корнилова, Деникина, офицеров, кубанские казаки не спешили их поддерживать: отсиживались в теплых хатах, а то и отстреливались.

Хотя Кубанская республика не имела регулярных армейских частей, располагала лишь отдельными отрядами, Добровольческая армия в боях за Екатеринодар потерпела поражение, Корнилов был убит. Остатки армии вернулись на Дон.

Летом 1918 года Добровольческая армия под командованием генералов Деникина и Алексеева двинулась во второй поход на Кубань. Деникин был взбешен слабой поддержкой казаков. И это вчерашние друзья царя, опора престола!

Ну а за что воевать казакам? Чтоб опять служить по двадцать лет? На землю большинства казаков большевики и гамселы не покушаются, отняли ее только у офицеров, генералов, богатых землевладельцев. Этих казакам не жалко. Кто много потерял, тот пусть и воюет. Такие здравые мысли давали все больше ростков и все больше пугали «тех, кто много потерял».

Занимая одну станицу за другой, Добровольческая армия двигалась по Кубани, легко расправляясь с отдельными революционными полками и ротами, защищавшими станицы.

Саша ранен

Подошли белые и к хуторку Шкуропатскому. Они наступали от станицы Роговской, со стороны монастыря Марии Магдалины. Красный отряд, которому Пантелей помог отремонтировать пушку, отбив атаку белых, отходил к станице Тимашевской, отстреливался, давая возможность своим погрузиться на железнодорожной станции. Хутор Шкуропатский оказался меж двух огней.

Над крышами хутора и меж хат свистели пули, когда поднималась перестрелка. Жители попрятались. Испуганно согнувшись, перебегали из хаты к амбару, сараю, погребу и обратно. Выли собаки. Замерла жизнь хутора, встали все неотложные дела. Коровы, лошади, овцы остались без присмотра.

А ведь на дворе — конец июля, горячее время уборки хлеба. Первого хлеба, который должен бы целиком принадлежать тем, кто его вырастил; земля считалась теперь своей, и ничего не надо было платить пану Шкуропатскому за аренду. Но вот — свистят пули, идут белые.

Степановы прятались кто в хате, кто в амбаре; Михаил скрывался в речных плавнях, опасаясь мобилизации.

Дурной день выдался, несчастливый… Ведь уже подала судьба в этот день недобрый знак: Сашу ранило в руку шальной пулей, когда он перебегал от хаты к амбару. К счастью, пуля лишь задела руку, но эта легкая рана сыграла роковую роль. Руку Саше перевязали, на рукаве и на рубашке спереди остались пятна крови.

К вечеру стрельба стихла. Жители осторожно, с оглядкой выходили из хат и амбаров, торопливо принимаясь за дела. Главная забота — коровы, лошади, овцы; брошенные без присмотра, они разбрелись по окрестностям.

Епистинья с Сашей пошли искать лошадей. В такой суматохе загребут их куда-нибудь — ищи потом ветра в поле, а без лошадей как вести хозяйство? Вдвоем они вышли за околицу хутора. В ложбине у реки нашли одного коня. Саша сел на него верхом и решил доехать до кургана Большая могила — может, туда забрела их вторая лошадь.

Как позже казнилась Епистинья:

— И шо бы мне его не завернуть, колы он дальше в степь к Большой могиле поихав! Стою, дивлюсь ему вслед, уж и не бачу, а все дывлюсь…

Уехал Саша к Большой могиле и вечером не вернулся. Не приехал он и на другой день. Уже отыскалась вторая пропавшая лошадь. Епистинья не находила себе места, где же Саша? Неужели с ним что-то случилось? Ведь такое кругом началось! Шастают злобные казаки на конях, избили и чуть не повесили Пантелея. Спрашивали, искали Михаила.

Наконец Епистинье передали, что Сашу, сильно избитого, видел кто-то в станице Роговской, у белоказаков. Она запрягла лошадь и поехала в Роговскую, расположенную в десятке километров от хутора.

Но вернулась она ни с чем. Увиденное в Роговской ужаснуло ее.

События в Роговской

Станица Роговская, как и Тимашевская, одно из сорока куренных поселений, основанных прибывшими на Кубань запорожцами. Стояла она тоже на Кирпилях, насчитывала несколько тысяч дворов.