росший далеко от воды, я оставила для кроликов и певчих птиц, но тот, что был у берега, я срезала и связывала в пучки, чтобы потом сплести из них корзины. Наиболее крупные ветки стали основой садовых шпалер для бобов и пурпурного вьюнка. А еще вдоль берега я собирала мяту и другие травы. Как и в случае с ивами, чем больше я ее рвала, тем гуще она становилась. Каждое мое действие на шаг приближало пруд к чистоте, каждая чашка мятного чая наносила удар по запасам его питательных веществ.

Обрезание ив, похоже, возымело действие, и я принялась за дело с удвоенной энергией, двигаясь в ритме звука, издаваемого секатором; сник, сник, сник – расчищала я полосы береговой линии, и ветки ивы падали к моим ногам. И вдруг что-то – возможно, какое-то движение, замеченное краем глаза, а возможно, молчаливая мольба – заставило меня остановиться. На последнем оставшемся стебле ивы было красивое маленькое гнездышко, очаровательная чашечка, сплетенная из травинок ситника и нитевидных корней, закрученных вокруг раздвоенной ветки дерева, – чудесный домик. Я заглянула внутрь и увидела там три яйца размером с лимскую фасолинку, лежавшие в кольце из сосновых иголок. Какое сокровище я чуть было не уничтожила в своем порыве «улучшить» окружающую среду. Неподалеку в кустах, тревожно крича, порхала мать – желтая камышевка. Я так торопилась и была так поглощена своим делом, что стала действовать неосмотрительно!

Я совсем забыла о том, что, обустраивая дом для своих детей, я подвергала опасности жилища других матерей, чьи намерения не отличались от моих.

Я в очередной раз осознала, что обустройство среды обитания всегда сопряжено с потерями, какими бы благими ни были намерения. Мы назначили себя судьями, определяя, что такое хорошо, но зачастую наши представления о добре продиктованы нашими узкими интересами, тем, что хотим мы. Я расставила срезанные прутья рядом с гнездом наподобие ограды, той защиты, которую я разрушила, и притаилась за камнем на другой стороне пруда, чтобы посмотреть, вернется ли птица в гнездо. О чем она думала, наблюдая, как я подхожу все ближе и ближе, разоряя ее дом, который она так заботливо выбирала, и угрожая ее семье? В мире действует множество разрушительных сил, неумолимо приближающихся к ее и моим детям. Натиск прогресса, нацеленного на улучшение среды обитания человека, угрожает моему гнезду не меньше, чем гнезду этой птицы. И что же должна предпринять хорошая мать?

Я продолжала убирать водоросли, позволяя илу стечь, и пруд выглядел все лучше. Но неделю спустя я снова обнаружила на его поверхности пенистую зеленую массу. Это напоминает уборку кухни: ты все уберешь, протрешь все столешницы, но не успеешь и глазом моргнуть, как повсюду уже снова появляются пятна арахисового масла и варенья. Жизнь все время подкидывает тебе работы, «заболачивая» твою среду. Но я уже предвижу то время, когда моя кухня будет всегда оставаться чистой. В отсутствие девочек и того беспорядка, который они устраивают, я стану скучать по брошенным мискам с хлопьями, по своей «эвтрофной» кухне. По признакам жизни.

Я тащу свой красный тобогган к другому концу пруда и начинаю работать на мелководье. И сразу же мои грабли пробуксовывают под тяжестью водорослей, которые я медленно тащу на поверхность. У этой пленки из водорослей другой вес и структура, не такие, как у скользких листов кладофоры. Я кладу ее на траву, чтобы получше рассмотреть, и растягиваю пленку пальцами, пока она не становится похожа на зеленый ажурный чулок – тонкая ячеистая сетка, словно рыболовная сеть, висящая в воде. Это Hydrodictyon – гидродикцион сетчатый.

Я растягиваю его между пальцами, и он блестит, почти невесомый, после того как с него стекла вода. Гидродикцион, по структуре напоминающий медовые соты, кажется настоящим геометрическим сюрпризом в мутном месиве пруда. Он лежит на воде – колония крошечных ячеек, слитых воедино.

Под микроскопом можно разглядеть, что ткань «водной сети» состоит из мельчайших шестигранных ячеек – объединившихся вокруг отверстий зеленых клеток. Она быстро разрастается благодаря уникальному способу клонального воспроизводства. Внутри каждой клетки рождаются дочерние клетки, которые, в свою очередь, тоже образуют шестигранники – точные копии материнской сети. Чтобы рассеять свое потомство, материнская клетка должна дробиться, выпуская дочерние клетки в воду. Плавающие новорожденные шестигранники сливаются с другими, завязывая новые контакты и сплетая новую сеть.

Я смотрю на пленку гидродикциона прямо под поверхностью воды и представляю себе, как высвобождаются новые клетки – дочери, отпущенные на волю. Что делает хорошая мать, когда ее материнское время заканчивается? Я стою в воде, мои глаза наполняются влагой, и соленые слезы падают в пресную воду у моих ног. К счастью, мои дочери не являются клонами своей матери, и мне не нужно распадаться, чтобы отпустить их на свободу. Но я задаюсь вопросом, как меняется ткань, когда высвобождающиеся клетки прорывают в ней отверстие. Быстро ли оно зарастет или останется пустое место? И как дочерние клетки создают новые связи? Как сплетается новая ткань?

Гидродикцион сетчатый – безопасное место, питомник для рыб и насекомых, убежище от хищных рыб, надежное укрытие для мелких обитателей пруда. С латинского Hydrodictyon переводится как «водная сеть». Любопытная вещь: рыболовная сеть – для ловли рыбы, москитная – для ловли насекомых, а водная сеть не ловит ничего, не считая того, что может на ней удержаться. Материнство – это как сеть из живых нитей, любовно удерживающая то, что невозможно удержать, что в итоге пройдет сквозь нее. Получается, что, делая пруд пригодным для плавания, я тем самым меняю ход событий, поворачивая время вспять. Я вытерла слезы и с чувством уважения и благодарности за урок вытащила водоросли на берег.

Когда ко мне в гости приехала сестра с семьей, ее дети, выросшие среди сухих калифорнийских холмов, были очарованы водой. Они ловили в пруду лягушек и активно плескались, пока я занималась водорослями. Мой зять крикнул, сидя в тени: «Эй, кто здесь самый большой ребенок?» Не буду отрицать: я никогда не перерастала своей тяги повозиться в грязи. Но разве игра не способ опробовать механизмы функционирования мира? Моя сестра поддерживала мое стремление расчистить пруд, напоминая мне, что это священная игра.

У народа потаватоми считается, что женщины – хранительницы воды. Мы приносим священную воду для ритуалов и действуем от ее имени. «У женщин естественная связь с водой, потому что мы, как и вода, носительницы жизни, – сказала сестра. – Мы вынашиваем наших детей в своих внутренних водоемах, и они появляются на свет вместе с волной воды. Мы ответственны за