class="p1">Чувствуя большое облегчение, я поплыла к берегу. Когда я в сумерках загружала каяк на крышу машины, мне на голову вылились остатки озерной воды. Я улыбнулась иллюзорности моей «антикризисной» программы: все это полная ерунда. Мы вливаемся в этот мир, а мир вливается в нас.

Земля как добрая мать одаривает нас тем, чем мы не в силах обеспечить себя сами. Я даже не осознавала того, что пришла к озеру и сказала ему: «Накорми меня». И моя опустошенная душа была напитана. Ведь у меня хорошая мать. Она дает то, что нам нужно, ни о чем не спрашивая. Интересно, устает ли она, наша старая Мать-Земля. Или же она тоже подпитывается взаимной отдачей. «Спасибо, – прошептала я, – за все это».

Когда я наконец, вернулась домой, уже почти стемнело, но я предусмотрительно оставила включенным свет на крыльце, потому что дом с темными окнами был бы для меня слишком тяжким испытанием. Я положила на крыльцо свой спасательный жилет и достала ключи от дома, прежде чем успела заметить кучу подарков, каждый из которых был красиво упакован в яркую папиросную бумагу, словно пиньята взорвалась над моей дверью. На пороге стояла бутылка вина с одним бокалом. На крыльце была прощальная вечеринка, и Ларкин пропустила ее. «Счастливая девочка, – подумала я, – которая купается в любви».

Я просмотрела подарки в поисках визитки или открытки, но не нашла ничего, что бы указывало на того, кто сделал эту позднюю доставку. Поскольку папиросная бумага просвечивает, я разгладила фиолетовую упаковку на одном из подарков и прочитала под ней надпись. Это была баночка с согревающей мазью «Викс Вапораб». Из свернутой оберточной бумаги выпала маленькая записочка: «Утешься». Я сразу же узнала почерк моей любимой двоюродной сестры, которая живет в нескольких часах езды от меня. Моя фея-крестная оставила восемнадцать записочек и подарков – по одному за каждый год моей материнской заботы о Ларкин: компас с запиской – «Чтобы найти свой новый путь»; упаковка копченого лосося – «Потому что они всегда возвращаются домой»; ручки – «Радуйся, что у тебя появилось время писать».

Нас каждый день осыпают дарами, но они не предназначены для хранения. Их жизнь – в движении, вдохе и выдохе нашего общего дыхания.

Наше предназначение и наше утешение в том, чтобы передавать этот дар дальше и верить, что то, что мы отдаем Вселенной, всегда возвращается.

Приверженность быть благодарными

Еще недавно было время, когда мой утренний ритуал состоял в том, чтобы встать до рассвета и позавтракать овсянкой с кофе, прежде чем будить девочек. А потом еще успеть покормить лошадей перед школой. Затем я упаковывала им ланчи, искала потерянные тетрадки и целовала в розовые щечки, когда школьный автобус тяжело поднимался на наш холм. Затем, прежде чем наполнить миски для кошек и собаки, я искала в своем гардеробе что-нибудь более-менее презентабельное и уже по дороге в колледж просматривала свою утреннюю лекцию. В те дни раздумья нечасто посещали меня.

Но по четвергам у меня не было утренних занятий, и я могла немного задержаться. И тогда я шла по лугу к холму и поднималась на него, чтобы начать день правильно – с пения птиц и промокшей от росы обуви, с облаков, все еще розовых в свете лучей рассветного солнца, встающего над амбаром, – в качестве своеобразного выражения благодарности. Как-то в один из таких четвергов от малиновок и молодой листвы меня отвлекли размышления о звонке учительницы моей дочери-шестиклассницы накануне вечером. Она перестала вставать вместе со всем классом для произнесения ежедневной клятвы на верность флагу. Учительница заверила меня, что она не вела себя вызывающе и не нарушала правил поведения, просто тихо сидела на своем месте и не участвовала в происходящем. Через пару дней ее примеру последовали другие ученики, и учительница позвонила мне, «просто чтобы поставить в известность».

Помню, как с этого ритуала начинался и мой день, еще в детском саду, а потом в средней школе. Словно взмах дирижерской палочки, он приковывал наше внимание, заставляя сосредоточиться после гама в школьном автобусе и толкотни в коридоре. Мы отодвигали стулья и клали коробки с ланчем в свои шкафчики, когда из динамиков звучал призыв, поднимая нас за шиворот за партами лицом к флагу, приклепленному к древку и стоящему в углу у доски, такому же привычному, как запах натертого воском пола и школьных макарон.

Приложив руку к сердцу, мы произносили Клятву верности. Эта клятва была для меня загадкой, как, я уверена, и для большинства учеников. У меня тогда не было никакого представления о том, что такое республика, и я не была слишком уверена в том, что касается Бога. Не обязательно быть восьмилетней индейской девочкой, чтобы знать, что «свобода и справедливость для всех» – весьма сомнительное допущение.

Однако во время школьных собраний, когда триста голосов сливались, все эти голоса, звучавшие в унисон в размеренном ритме – от седоволосой школьной медсестры до воспитательницы детского сада, – заставляли меня ощущать себя частью чего-то, как будто на какое-то мгновение все наши умы мыслили, как один. И тогда я легко могла себе представить, что, если бы все мы выступили за эту иллюзорную справедливость, она стала бы достижимой.

Но с моей сегодняшней позиции сама идея просить школьников присягать на верность политической системе выглядит довольно курьезно. Тем более что все мы хорошо знаем: практика декламации с годами уходит в прошлое, как только человек достигает сознательного возраста. Вероятно, моя дочь достигла этого возраста, и я не собиралась вмешиваться. «Мамочка, я не хочу стоять там и лгать, – объяснила мне она. – И если они заставляют тебя произносить такое, разве можно это назвать свободой?»

Ей были знакомы разные утренние ритуалы: когда ее дедушка выливал кофе на землю или тот, что я выполняла на холме над нашим домом, – и мне этого было вполне достаточно.

Ритуал на восходе солнца – это наш потаватомский способ выразить свою признательность миру, осознать все, что нам дано, и вознести в ответ нашу наивысшую благодарность.

Несмотря на бесчисленные различия, большинство коренных народов во всем мире объединяет именно это: в нас заложена культура благодарности.

Наша старая ферма расположена на древних землях народности онондага, их резервация находится в нескольких горных хребтах к западу от моего холма. Там, как и на нашей стороне хребта, школьные автобусы выгружают толпу ребятишек, которые бегут даже после того, как сопровождающий рявкнет: «Не бегать!» Но в округе Онондага флаг, развевающийся у входа, пурпурно-белый,