Володя Ульянов

со вскинутыми кулаками.

И в актовом зале,

как будто бы в зале Конвента,

за выкриком выкрик

взлетают несметно,

кометно.

«Клянитесь спасти наш народ,

историческим рабством клейменный!»

‹…›

Володя Ульянов

бушует в Мадриде и Беркли.

В ответ на несущие смерть

самолеты, эсминцы, подлодки:

от сходки студентов —

до всечеловеческой сходки!

Все морды планеты

сложились в глобальную сальную морду.

К черту!

Тряситесь от страха,

все морды планеты.

Вы душите правду,

но вам вопреки

тот юноша —

вечно семнадцатилетний,

поднявший тогда

и на вас кулаки!

‹…›

Люблю тебя, Отечество мое,

не только за частушки и природу —

за пушкинскую тайную свободу,

за сокровенных рыцарей ее,

за вечный пугачевский дух в народе,

за доблестный гражданский русский стих,

за твоего Ульянова Володю,

за будущих Ульяновых твоих.

Десятый раз повторяю: я не литературовед, но мне «Казанский университет» нравится.

Минул юбилейный год, настал новый 1971-й. Евтушенко получает из Кремля ответственное задание съездить в сражающийся Вьетнам и написать нужные стихи. Как уже говорилось, Евтушенко ранее Вьетнамская война не интересовала и стихов о ней он не писал. Но партия сказала «надо», и Евтушенко ответил: – Есть!

В 1971 году он едет во Вьетнам и пишет. Он пишет стихи «Дорога номер один» (Тропа Хо Ши Мина) и скромненько указывает место написания «1971 г. Винь-Линь». Затем пишет «Долгий дождь»:

Во Вьетнаме кто солдат?

Тот, кто чуть крупней зерна.

Во Вьетнаме кто богат?

Только трупами земля.

Кто здесь лучше всех одет?

Кто одет в защитный цвет, защитит он или нет —

лишь бомбежка даст ответ.

‹…›

Во Вьетнаме не найдешь

довоенного окна.

Долог дождь, долог дождь,

но не дольше, чем война.

Как у нас в войну – точь-в-точь

третья каждая – вдова.

‹…›

Написал бы я письмо,

но получится само

то, что Курск, Ханой, Бобруйск

там хранят в груди:

«Жди меня, и я вернусь —

только очень жди».

Здесь, в разодранной стране,

вижу, скорбь ее деля,

Петьку в каждом пацане,

в каждой матери – тебя,

и такая боль сейчас,

если б здесь бомбили нас!

В этих стихах все верно, они полны сострадания к вьетнамскому народу. Но создается впечатление, что Вьетнам не жертва агрессии США и их союзников, а там какое-то стихийное бедствие, от которого так страдают вьетнамцы.

Да, кое-где порой Евгений Александрович намекает на виновников, но уж больно расплывчато – сравним с «Танками по Праге»:

Мистер Бомбинг, вашу дочь

ну хоть чуть обжег напалм

и Вьетнам на вас напал?

Разве слизывают гризли

гербицидовые брызги

со стволов, которым зло

ядом шкуру содрало?

Разве машущий бойцам

лишь одной рукой пацан,

трижды ранен в десять лет,

ничтожил Диснейленд?

Вот, наверное, самое «страшное» обвинение янки. В стихах о Вьетнаме нет слов «США», «американцы» и т. д. Угождая «нашим», Евгений Александрович не забывал и о «ваших».

Ну а далее качели продолжали апериодические колебания. Стихи и речи с антисоветскими и русофобскими выпадами. Затем вновь выполнение заказов ЦК КПСС. Например, решили американцы разместить в Западной Европе ракеты и артиллерийские снаряды с нейтронными боевыми частями. Советские СМИ ударили во все колокола. И тут же Евтушенко с поэмой «Мама и нейтронная бомба». Разумеется, как и во всех политических поэмах на злобу дня, у Евтушенко много «наполнителя», не имеющего отношения к теме. Но никто не подделает «почерк мастера».

В Чили генерал Аугусто Пиночет устроил государственный переворот. Законно избранный президент Сальвадор Альенде был убит. И вот в 1978 году Евтушенко разродился поэмой «Голуби в Сантьяго». Не правда ли, хороший мальчик на фоне Солженицына и Сахарова, которые отправили Пиночету приветственные телеграммы?!

В 1965 году партия и правительство начали очередную кампанию по борьбе с браконьерами. И сразу же выходит поэму Евтушенко «Баллада о браконьерстве». У всех моих знакомых сразу возникла ассоциация: «Служил Гаврила браконьером, Гаврила браконьером был…»

Но Евтушенко не только констатирует факты, он и выводы делает. Даже эпиграф имеется: «Несмотря на запрещение, некоторые рыболовецкие артели ведут промысловый лов рыбы сетями с зауженными ячейками. Это приводит к значительному уменьшению рыбных богатств». (Из газет). Короче, Гаврила, соблюдай установленный размер ячеек в сетке.

1969 год. Советско-китайский конфликт на острове Даманский, и наш патриот разрождается стихами, где китайцев именует «низколобными темниками». Эпилог с пафосом:

Но если накатят —

ударит набат колоколен,

и витязей хватит

для новых полей Куликовых.

Такого не позволяла себе официальная печать ни в 1969 году, ни позже. Евтушенко тут «больший католик, чем сам папа».

Политические метаморфозы Евтушенко возмущали многих: как «сталинистов», так и «диссидентов». В прессе периодически появлялись статьи типа: «Евгений Александрович, не пора ли на склоне лет перестать раскачиваться на политических качелях?»

Москва и Ленинград хохотали над эпиграммой, приписываемой Гафту:

ОН трус и подхалим,

Но задирает нос отважно

Продажный, как отважный.

Но пусть живет, хрен с ним,

Хоть здесь, хоть там – неважно.

‹…›

Историческая веха —

Смелый вроде бы опять.

Будет жить полууехав,

Политическая б…

Тебе уж сорок с половиной,

А ты, как малое дитя,

Насрешь, потом придешь с повинной,

И продаешь опять шутя.

Зачем, мальчишка-показушник,

Опять виляешь ты хвостом?

Как проститутка, как двурушник,

А собирался быть Христом.

Ну ладно, сыгран Циолковский,

И мог быть сыгран Сирано.

Но, парень, ты не Маяковский,

Хоть и снимаешься в кино.

Тот честен был в стихах, в картинках.