– Вы совершенно правы, мой принц, – тотчас поклонился Эгмонтер, и у Брайса мелькнуло сумасшедшее чувство, будто виконта забавляет его ярость. Да как он смеет…

Но тут Эгмонтер сказал нечто такое, от чего ярость Брайса мгновенно улетучилась.

– Вы совершенно правы. Лорд Иссилдор был могущественным союзником, и его гибель прискорбна. Но после него не осталось в Митриле мага сильнее вас.

Брайс замер, осознавая этот факт. Мысль выглядела очевидной, но он был слишком ошарашен всеми событиями последнего времени – своей победой у Мортага, внезапной любовью народа, покушением на Яннема и последовавшими кровавыми репрессиями, чтобы подумать об очевидном.

– И ваш брат прекрасно это понимает, – добавил Эгмонтер, внимательно наблюдая за лицом Брайса. – Именно потому он отправил вам это послание.

– Послание?

– Разумеется. А чем, по-вашему, была казнь двух дюжин преданных вам людей у вас на глазах? Для кого, по-вашему, король Яннем устроил этот спектакль? Уж точно не для черни… хотя отчасти и для нее тоже. Народ теперь будет говорить о новом короле не только то, что он калека и лжец. Надо отдать вашему брату должное, новую тему для обсуждения в тавернах он задал надолго.

– У меня к вам множество вопросов, Эгмонтер, – перебил Брайс, не желая больше говорить о Яннеме, по крайней мере не сейчас. – Почему вы все еще на свободе? Что здесь происходило, пока меня не было? И чем, Тьма вас забери, вы занимались, пока мы с Иссилдором разбирались с орками?

Виконт Эгмонтер смиренно опустил голову.

– Резонные вопросы, мой принц. Я отвечу на все, но начну, если позволите, с последнего, поскольку он сейчас наиболее важен. Мне очень жаль, что я не смог присоединиться к группе магов в славной битве, хотя, сказать откровенно, боевая магия не является моей сильной стороной. Куда больше я поднаторел в магии контроля и управления, малоэффективной против орков, но незаменимой при общении с людьми. И пока я был здесь, мой принц, я пытался выяснить то, что, полагаю, до сих пор не удалось всей вашей армии и всем шпикам Лорда-дознавателя. Я выяснил, зачем в Митрил приходили орки.

– Правда? – Брайс так удивился, что шагнул к Эгмонтеру ближе, забыв о глухой неприязни, граничащей с физическим отвращением, которую неизменно испытывал в присутствии этого человека. – И как же вам это удалось?

– Почти случайно. Я искал нечто, за чем и прибыл в Эрдамар. Ибо, пора признаться в этом вашему высочеству, вовсе не сомнительный титул и второстепенный пост в провинциальном королевстве привели меня в Митрил… при всем уважении к моему принцу. Здесь, в ваших горах, есть нечто намного более важное, чем все ваше королевство. Открывающее для вас нечто гораздо большее, чем путь к короне Митрила.

– И что же это? – спросил Брайс.

Он старался, чтобы голос звучал небрежно, но от тона, которым говорил Эгмонтер, у него пробежал холодок по спине.

– Видите ли, это сложно описать словами. Но я с удовольствием покажу вам. Это совсем недалеко.

– Что за загадки, Эгмонтер? С чего я должен вам доверять?

– Потому что Верховный маг мертв и больше вам доверять некому, – сказал Эгмонтер с наигранным сожалением, и Брайсу пришлось признать, что возразить на это нечего.

Они вышли из покоев принца, когда уже стемнело: казнь состоялась на закате, и алый свет садящегося солнца затемнял и подчеркивал кровавые разводы на эшафоте. По настоянию Эгмонтера Брайс применил отвлекающую магию, скрывшую их от глаз всех придворных и стражников, находившихся сейчас во дворце. Брайс ощутил, как Эгмонтер аккуратно помогает ему, усиливая барьер, делающий их почти невидимками (их могли заметить, только если бы они толкнули кого-то или напрямую обратились), и невольно ощутил благодарность: он очень устал за этот день. Эгмонтер шел впереди, и, ступая за ним, Брайс спустился в нижнюю часть замка, к кухонным помещениям, прошел через жаркий зал, наполненный дымом от чадящих печей и густым паром готовящейся пищи. Оттуда Эгмонтер повел его в винный погреб – длинный узкий зал, заставленный сотнями бочек, многие из которых насчитывали десятки лет. Здесь было сыро, холодно и очень темно. Эгмонтер щелкнул пальцами, зажигая магический свет, и поднес мерцающий огонек к небольшой дверце в стене, запертой на подвесной замок.

– Здесь понадобится ваша помощь, мой принц, – тихо сказал он.

Брайс лишь взглянул на дверцу и сразу же ощутил мощную волну защитной магии, исходящую от нее. На взгляд любого, не владеющего магической силой или владеющего ею в недостаточной мере, это была самая обычная дверь в чулан, никому не нужная и всеми забытая: мощное заклятие забвения надежно отталкивало от дверцы случайные взгляды. Но это было далеко не все: едва взглянув на замок, Брайс сразу же понял, что здесь что-то не так. На замке стояло запирающее заклятие, но, помимо этого, угадывалось нечто… странное, незнакомое, но почему-то совсем не казавшееся чужим. Наоборот, близкое и родное, хотя и не виданное раньше.

– Это эльфийский замок, – сказал Эгмонтер. – Я не смог отпереть его, как ни старался. Вам ведь известно, как работает магия эльфов?

– Еще бы, – прошептал Брайс.

Мать рассказывала ему. Магия эльфов не подчиняет предметы, а оживляет их – наделяет частичкой души своего создателя. Вещь, зачарованная эльфом, становится частью его самого, сродняется с ним, хотя это не значит, что такой предмет становится рабом своего создателя. Скорее – другом, братом, ребенком. Эльфы поют своим лукам, как матери поют своим детям, и луки, заслышав песнь, сливают заключенную в них частичку души с душой эльфа. И происходит чудо…

– Там, у Мортага, – проговорил Брайс, – я думал о том, что сделал бы, будь у меня эльфийские лучники. Мы бы перестреляли этих тварей через все озеро. Эльфийские стрелы летают так далеко, как нам и не снилось. Даже не пришлось бы применять магию. И никто из наших не погиб бы.

– Вы все еще можете это сделать, мой принц. Вы сможете то, о чем сейчас и не мечтаете. Если откроете эту дверь.

Брайс тронул пальцем подвесной замок. Он был отлит из чистого серебра, хотя заклятие забвения придавало ему вид ржавой железки. Поначалу Брайс ничего не ощутил, но потом на кончике его пальца что-то дрогнуло, точно сонный зверек проснулся от осторожного прикосновения. Брайс раскрылся, открывая свою душу и впуская в себя ту частичку чужой души, что жила в замке и держала его на запоре: души эльфа, который создал эту преграду годы назад.

– Мама, – выдохнул Брайс.

Это прозвучало так беспомощно, словно он проснулся от кошмара и звал ее на помощь. И она его услышала. Часть души его матери, крошечная часть, заключенная в замке, скользнула в душу Брайса, обволокла его, обняла, прижала к себе и поцеловала. «Я знала, что этот день настанет. Что однажды ты найдешь путь», – отчетливо сказала эльфийка Илиамэль в голове у своего единственного сына. Брайс отчаянно потянулся к ней, пытаясь ухватить искрящийся бледный след. Но искра уже ускользнула, растаяла и исчезла без следа.