Но ревность Каролины делала ее глухой к словам соперницы, и она не готова была пойти на сделку.

— Я отнесу их в газету, чтобы напечатали, — холодно ответила Каролина. Она ненавидела маленькую герцогиню, поскольку понимала, что та способна дать Клеменсу Меттерниху нечто такое, что не в силах дать ни одному мужчине она. Каролина ушла в ярости, а безутешная, искренне любящая австрийского министра Лора в отчаянии решила обратиться к его жене.

Элеонора выслушала ее спокойно, с участием, и это помогло склонной к слезам герцогине справиться с наиболее сложной частью ее рассказа.

— Благодарю за то, что выслушали меня, мадам, — сказала в конце речи Лора. — Можете не беспокоиться, я обещаю вам, что впредь все будет в рамках приличия.

Герцогиня ушла. Элеонора же отправилась с визитом к неаполитанской королеве. Она отметила про себя, как была поражена Каролина тем, что к ней явилась жена Клеменса Меттерниха, и, не теряя времени, приступила к главному — нападать надо, когда противник обескуражен и тем ослаблен.

— У вас имеются некие документы, написанные моим мужем. Они предназначались только для глаз герцогини д’Абрантес, — спокойно сказала Элеонора.

Каролина зло поджала губы, но в глазах ее застыло крайнее удивление.

— Мне все об этом известно, — невозмутимо пояснила Элеонора таким простым тоном, каким одна хозяйка объясняет другой у плиты, как она готовит свое любимое блюдо. — Между мной и мужем нет никаких секретов. У нас полное взаимопонимание в подобных вопросах.

— Вы очень необычная женщина, — едко заметила Каролина.

— Мой муж — очень необычный человек, — поправила ее Элеонора все тем же невозмутимым, «домашним» тоном. — Итак, насколько я понимаю, вы намерены опубликовать письма, которые он писал Лоре д’Абрантес. Не могу найти сколько-нибудь веской причины для этого.

— У меня есть причина! — дерзко воскликнула Каролина, возвращая себе позиции нападающей. — И очень веская, смею вас заверить!

— Сомневаюсь, — покачала головой Элеонора. — Я жена Клеменса и не стану вмешиваться в его личные дела. И другим не позволю. Меня не тревожат попавшие вам в руки «откровения» об отношениях между моим мужем и герцогиней.

Несмотря ни на что, Элеонора отчетливо видела: после первых ошеломивших ее минут визита Каролина по-прежнему намерена стоять на своем. В этот момент она ненавидела Клеменса прежде всего потому, что безнадежно, отчаянно любила его.

Элеонора понимала — что бы она ни сказала, делу это не поможет, и потому решила сменить тактику. От Каролины она прямиком отправилась в Фонтенбло и попросила аудиенции у Наполеона. Ее немедленно проводили в кабинет императора. Он что-то писал, сидя за массивным столом, заваленным рапортами, графиками, документами и большой картой России. На императоре был темно-зеленый мундир cтарой гвардии с белыми отворотами. Наполеон поднялся и приветливо встретил появление Элеоноры:

— Вы хотели видеть меня, мадам Меттерних. Чем могу быть вам полезен?

Без промедления и малейшего смущения Элеонора рассказала императору о деликатной ситуации, сложившейся между герцогиней д’Абрантес и его сестрой, Каролиной Мюрат.

— Если не принять мер, которые не позволят неаполитанской королеве исполнить ее угрозы, разразится крупный скандал, ваше величество. Этот скандал, позволю заметить, принесет вред вашему императорскому дому, сир, точно так же, как нанесет ущерб интересам австрийского министра.

Склонив голову, размышляя, император молчал. Элеонора, вздохнув, продолжила:

— Положение моего мужа в Вене в настоящий момент достаточно тревожно. Многие обвиняют его в том, что он излишне пылко защищает интересы Франции. Скандал, затеваемый неаполитанской королевой, повредит работе, которую мой муж проводит на благо не только своего, но и французского правительства, ваше величество.

Наполеон внимательно слушал Элеонору. Он был достаточно проницателен, чтобы понять, насколько умна эта женщина, и должен был согласиться с тем, что в ее словах много правды.

Убедившись, что мадам Меттерних сказала все, что хотела сказать, Наполеон поблагодарил Элеонору за то, что та набралась храбрости обратиться к нему.

— Можете положиться на меня, мадам. Я покончу с этим делом, и безотлагательно.

Элеонора искренне поблагодарила его и собралась уходить. У дверей, однако, император попросил ее задержаться еще на минуту.

— Черт бы побрал вашего мужа! — воскликнул Наполеон, и в его глазах запрыгали веселые огоньки. — Похоже, из-за него потеряли голову все мои придворные дамы! Каков, а?

Элеонора сделала легкий вздох и улыбнулась.

— И вы можете осуждать их за это, сир? — мягко спросила она. — Я еще не встречала женщины, которая могла бы устоять перед ним.

«Дело не только в том, что нет женщины, которая могла бы устоять перед ним, — подумала Элеонора. — Он сам считает их всех неотразимыми, вот в чем беда».

С того момента, как в Вене открылся конгресс, она чувствовала себя счастливой. В жизни ее мужа не было ни одной женщины! Целыми днями Меттерних был занят делами, одно труднее и заковыристее другого. Только о них он и говорил, когда они завтракали вместе, — о проблемах с русским царем, о различиях во мнениях между представителями разных стран, об интригах и сплетнях и многом другом, что сопутствует любому политическому мероприятию и более низкого статуса, а что уж говорить о Венском конгрессе, который, конечно же, войдет в историю, и имя Клеменса Меттерниха займет в этой истории не последнее место.

И вот теперь удар. От того, что он был неожиданным, он оказался чувствительнее, чем мог бы быть. Ей ли привыкать? Ее муж влюбился! Она поняла это по странному, возбужденному выражению его лица, по тонкой улыбке на губах, по выражению глаз. Клеменс был похож на человека, неожиданно узревшего Священный Грааль, после чего никак не мог настроиться на повседневный окружающий мир — мир расплывался в его глазах и обволакивал его сознание туманным облаком, лишая четких ориентиров.

Терпение, которое на протяжении многих лет вырабатывала в себе Элеонора, позволяло ей говорить с мужем естественно, спокойно, держаться так, словно ничего не случилось. Подойдя к супругу, она протянула к камину руки, все в кольцах. Руки у нее были на диво прекрасные, они были, пожалуй, самым красивым в ее внешности, и как же она сокрушалась, что судьба не одарила ее таким же красивым лицом. И не случайно она протянула руки к камину, а в бессознательном, инстинктивном порыве понравиться мужу, делая так, чтобы ему на глаза попалась крупица ее красоты, зная, что он обычно не прочь с удовольствием поразглядывать ее руки, и особенно пальцы, которыми она любила теребить его знаменитые кудри.

— Я ездила к жене Каслри, — бархатным тоном проговорила Элеонора, изящно поворачивая запястья и поигрывая длинными тонкими пальцами с прекрасной формы отполированными ногтями. — Она, как обычно, с головы до ног усыпана бриллиантами… — Он молчал, не поворачивая к ней лица. — А собак у нее в доме стало еще больше, чем прежде… — Она кашлянула. — Затем я посетила прием, который устраивала княгиня Паула Эстергази. — Князь все молчал, не обращая внимания ни на слова жены, ни тем более на ее простодушные манипуляции. А она продолжала недрогнувшим голосом, пытаясь придать ему нотки веселости: — Знаешь, там была баронесса Валузен… С какой-то юной девушкой… Девушка, представь, только-только приехала в Вену. Очаровательная малышка! В восторге от всего и от всех. Произвела на меня хорошее впечатление. Она мне кого-то напоминает, вот только не могу распознать кого…