— Прошу прощения, мистер Уэстин.

— Я сказал, чтобы ты называла меня Рэтом, — рычу я, теряя контроль над собой.

Я хватаюсь за лоб и делаю глубокий вдох, успокаивая бешено колотящееся сердце.

Господи, за несколько секунд я перешел от нервного ожидания выхода из лифта к чертовски растерянному и яростному мудаку.

И всему виной одна девушка.

Подойдя к моему столу, Чарли щелкает выключателем, и жалюзи открываются.

Дрожащим голосом она говорит:

— Выключатель находится здесь, так что Вы можете управлять им со своего стола.

В комнату проникает свет, освещая ее красивое, но в то же время испуганное лицо, и меня тут же охватывает новая волна вины из-за моего дурацкого характера.

— Вам еще что-нибудь нужно? — спрашивает она, делая шаг назад.

Да, чтобы ты не смотрела на меня этими уязвлёнными, щенячьими глазами.

Чтобы ты снова стала самой собой.

Чтобы ты снова начала раздражать меня своим громким «доброе утро» и болтовней.

Не говоря о том, что крутится у меня в голове, я киваю и указываю на одно из кресел, которые она выбрала для моего кабинета.

— Садись.

Не задумываясь, она садится в кресло, складывая руки на коленях.

— Я не взяла блокнот. Мне сходить за ним?

Я качаю головой.

— Мне нужно поговорить с тобой. Дело не в списке дел или чем-то подобном.

— Ох, ладно.

Все ещё на взводе, я не сажусь, а кладу руки на спинку кресла, крепко сжимая кожу, и пытаюсь говорить контролируя голос.

— Что за перемены? — Мой вопрос прозвучал резче, чем я ожидал. — Если ты выработала рабочую традицию, придерживайся ее. Мне нравится, когда все последовательно. Мне нравится порядок. Если это означает, что ты будешь свистеть, когда я выхожу из лифта утром, тогда свисти, но придерживайся постоянства, что бы ни выбрала.

Мило сморщив носик, она спрашивает:

— Вам… нравятся все изменения, которые я внесла?

— Я имею в виду, — провожу рукой по волосам и тихо говорю, — все было не так уж плохо.

И, как только эти слова срываются с моих губ, к ней возвращается улыбка, ее лицо озаряется радостью.

— Боже, я понятия не имела. — Она взволнованно хлопает в ладоши, и хотя я чувствую, что не переживу этого, признаюсь, мне нравятся ее причудливые манеры, напряжение в моем теле спадает, когда вижу, как на ее прекрасном лице снова появляется улыбка. — Я вернула все на свои места, потому что думала, Вам не нравятся изменения внесённые мной, и я хотела сделать для Вас что-нибудь приятное, потому что Вы сделали… — Ее голос обрывается, а рука опускается на грудь. — Вы сделали что-то такое, такое доброе для моей бабушки.

О чем, черт возьми, она говорит?

— Доброе? Я не… — Оххх. Блядь. Я должен был догадаться. — Тебе звонила бабушка?

Она кивает, ее глаза слезятся.

— Простите, я не хочу причинять Вам неудобства своими слезами и эмоциями, но ничего не могу с собой поделать. Она была так взволнована, мистер Уэстин. Она даже назвала одну из рыбок в Вашу честь.

— Я же просил тебя называть меня Рэт

— Да, да, простите. У меня в голове полный бардак. — Она качает головой и испускает долгий выдох. — Не знаю, как смогу отблагодарить Вас за то, что Вы сделали для нее и для общества. Вы скрасили дни многих людей, не только моей бабушки. И я хочу, чтобы Вы знали: я рассказала Вам о рыбах и скамейках не для того, чтобы Вы их купили.

— Знаю. — Я, наконец, сажусь за свой стол, чувствуя себя неловко от такого благодарственного внимания. Прочистив горло, я небрежно говорю: — Моя бабушка хотела бы, чтобы в ее доме было то же самое. Я подумал, что это меньшее, что могу сделать. Не подумай ничего такого.

Я пытаюсь преподнести все это, как несущественное, но мне следовало бы знать, что Чарли этого не допустит.

— Ну, я много думала об этом. О том, что Вы бескорыстно сделали настолько милый жест, принесший много радости другим. Это было заботливо, доброжелательно и невероятно благородно. Именно поэтому я попыталась вернуть Ваш кабинет к обычному виду, как Вам нравится, — полумрак и тишина. Знаю, что на прошлой неделе надавила на Вас, я не хотела, чтобы Вы чувствовали себя измученным или вам было неловко из-за меня и моего стиля работы. Я могу приспособиться к Вашему распорядку, Рэт.

Две вещи я сейчас чертовски ненавижу: то, как Чарли ходит вокруг меня на цыпочках, и осознание того, что придется признать, что мне нравится, как она обустроила офис. Придется усмирить свою гордость, стиснуть зубы, несмотря на нежелание сдаваться, и сказать ей правду. Странно, но Чарли, кажется, точно знает, что мне нужно в жизни, чтобы работать лучше, а это включает в себя и исторический роман. Прошлой ночью я допоздна засиделся за чтением, потому что мне отчаянно хотелось узнать, предъявит ли лорд Эрик наконец права на свою жену.

Да, предъявил.

На куче сена в качестве «матраса». Грубый трах. Было чертовски сексуально.

Но вернемся к текущему вопросу. Я кладу ручку на стол и готовлюсь к тому, что сейчас вырвется из моих уст. Не в силах смотреть ей в глаза, говорю:

— Изменения, которые ты привнесла в офис, не так уж плохи. Ты можешь продолжать в том же духе.

Господи, могу ли я говорить еще более роботизировано?

И как я и предсказывал, ее глаза начинают сиять от чистой радости, когда она спрашивает:

— Сэр Драгомир тоже может остаться?

Даже не глядя на нее, я слышу улыбку в ее голосе.

Сжимая в руках ручку, отвечаю:

— У нас установилось некоторое взаимопонимание. Ему хорошо там, где он сейчас.

— А остальные?

Я крепче сжимаю зубы и, подняв глаза, вижу, что она просто сияет.

Блядь… она такая красива, когда улыбается.

Отведя взгляд в сторону, тихо говорю:

— Ну, в конце концов, они его сородичи.

— Угу, — понимающе отвечает она. — Ну, кто мы такие, чтобы разбивать семью?

— Именно так. — Я прочищаю горло и достаю из портфеля ноутбук. Желая положить конец этому унизительному разговору, — А теперь, если не возражаешь, я бы съел немного овсянки, которую ты готовила на прошлой неделе.

Потому что она была чертовски вкусная, и я мечтал о ней все выходные.

Усмехнувшись, она кивает.

— Я займусь этим. И в будущем, мне следует обсуждать с Вами свои идеи о том, как украшать офис, или пусть это будет сюрпризом, как и раньше?

Пряча улыбку, я говорю:

— Сюрпризы заставляют меня быть начеку, это хорошая деловая практика.

— Угу, — отвечает