Таким образом, старая общественная система, несмотря на все неоспоримые юридические и поведенческие изменения, по-прежнему сохраняла кастовую природу. Циллеру этого было явно недостаточно.

Затем правящая челгрианская коалиция избрала президентом Холощеного как символ грандиозности общественных перемен – крайне неожиданный поступок. Гвардейцы попытались совершить военный переворот, но режим устоял и вышел из этой переделки окрепнувшим, а его власть и авторитет в обществе равномернее распределились по ступеням былой кастовой лестницы. Циллер, по-прежнему на пике славы, все равно не вернулся, а отделывался заявлениями, что хочет посмотреть, как все обернется.

Все обернулось чудовищной катастрофой, и он наблюдал за ней, но домой не возвращался и не вернулся даже по окончании Войны Каст, разразившейся отчасти по вине Культуры спустя девять лет после его отлета.

– Мы однажды воевали с Культурой, – наконец сказал Кабе.

– В отличие от нас. Мы воевали сами с собой. – Циллер взглянул на хомомданина и язвительно осведомился: – И как, извлекли полезные уроки?

– Да. Мы потеряли много отважных бойцов и благородных кораблей и не преуспели в реализации первоначально намеченных целей, но наша цивилизация сохранила избранный курс; вдобавок мы осознали, что с Культурой вполне можно ужиться и что она оказалась не тем, чем мы ее считали, а вполне рассудительным соседом по галактическому дому. Наши цивилизации с тех пор поддерживают теплые отношения, и временами мы выступаем союзниками.

– Значит, они вас не сокрушили полностью?

– Они этого не добивались. И мы не желали так с ними поступить. Это была не та война. Ни мы, ни они не придерживаемся такого пути. Да, в общем-то, сейчас уже никто так не воюет. В любом случае столкновение с нами было для Культуры всего лишь побочным конфликтом в противостоянии с идиранами.

– Ах да, знаменитая Битва Новых-Близнецов, – пренебрежительно произнес Циллер.

Кабе удивился его тону.

– Вы все еще дорабатываете вашу симфонию?

– Нет, я уже давно миновал эту стадию.

– И вас удовлетворяет результат?

– Да. Очень. С музыкой все в полном порядке. Но мне кажется, что я несколько увлекся и слишком много внимания уделил трагическим воспоминаниям нашего Разума-Концентратора. – Циллер одернул жилет, но тут же пренебрежительно махнул рукой. – Впрочем, это все не важно. Я всегда хандрю, завершив масштабное произведение. Честно говоря, меня крайне нервирует перспектива выступать перед такой огромной аудиторией. К тому же я не вполне уверен в предлагаемых Концентратором визуальных дополнениях к музыкальному ряду. – Циллер хмыкнул. – Похоже, я большой пурист.

– Не волнуйтесь, все пройдет чудесно. А когда Концентратор объявит дату концерта?

– Очень скоро, – настороженно ответил Циллер. – Кстати, я поэтому к вам и приехал. Останься я дома, меня бы уже взяли в осаду.

Кабе медленно кивнул.

– Рад оказать вам услугу. Мне очень хочется услышать ваше творение.

– Благодарю вас. Я им доволен, но не могу отделаться от ощущения, что слишком проникся омерзением Концентратора.

– Я бы не назвал это омерзением. Подобное чувство не характерно для старых вояк. Они могут впасть в депрессию, расстраиваться или хандрить, но омерзения не испытывают. Это привилегия гражданских лиц.

– Значит, Концентратор – не гражданское лицо? – удивился Циллер. – И он может впасть в депрессию или захандрить? Об этом меня тоже не предупредили!

– Насколько мне известно, Концентратор Масака ни разу не впадал в депрессию и не подвержен приступам хандры, – ответил Кабе. – Некогда он был Разумом милитаризованного всесистемника, под конец войны участвовал в Битве Новых-Близнецов и едва избежал полного разрушения в столкновении с идиранской флотилией.

– Но все же избежал.

– Да, избежал.

– Значит, здесь капитан не идет на дно вместе с кораблем.

– Достаточно того, что капитан последним покидает судно. Понимаете, к чему я клоню? Масак скорбит о павших, чтит их память и стремится искупить вину за свое участие в войне, в чем бы оно ни выражалось.

– Старый хитрец мог хотя бы намекнуть, – пробормотал Циллер, качая головой.

Кабе поразмыслил, не отпустить ли реплику в том духе, что Циллер при желании мог бы почерпнуть всю информацию из открытых источников, но решил промолчать. Циллер выбил пепел из трубки.

– Ну что ж, тогда остается надеяться, что он не терзается отчаянием.

– Прибыл дрон Э. Х. Терсоно, – возвестил дом.

– А, хорошо.

– Как раз вовремя.

– Пригласи его войти.

Через балконную дверь вплыл автономник; солнечный свет озарил его розоватый фарфоровый корпус и голубую светокаменную рамку.

– Я заметил, что у вас здесь открыто. Надеюсь, вы не возражаете.

– Отнюдь нет.

– Значит, снаружи подслушивали? – спросил Циллер.

Дрон аккуратно устроился в кресле.

– Циллер, дорогой мой, конечно же нет. А почему вы спрашиваете? Вы обо мне говорили?

– Нет.

– Итак, Терсоно, – сказал Кабе, – очень любезно с вашей стороны, что вы решили меня проведать и, как я понимаю, поделиться с нами новой информацией о продвижении посланника.

– Именно так. Я установил личность эмиссара, которого направили сюда с Чела, – ответил автономник. – Его полное имя, цитирую, Призванный-к-Оружию из Наделенных майор Тибило Квилан Четвертый Осенний Сорок Седьмой Итиревейнский, скорбящий ордена шерахтов.

– Ох, ради всего святого! – воскликнул Кабе, глядя на Циллера. – Да у вас полные имена длиннее, чем в Культуре.

– Ага. Мило, не правда ли? – Циллер, сведя брови, заглянул в трубку. – Итак, нам прислали воина-монаха из аристократов. Отпрыск богатого суверенного семейства, банкир, открывший в себе военные таланты или силком направленный на эту стезю родичами-конкурентами, впоследствии обрел Веру, или счел политкорректным ее обрести. Родители из традиционалистов. И он, вероятно, вдовец.

– Вы знакомы? – спросил Кабе.

– Да, я его знал, но очень давно. Мы вместе учились в начальной школе, были дружны, но не особенно близки. Потом утратили связь друг с другом, и я о нем с тех пор не слышал.

Циллер завершил обследование трубки, хотел было снова ее разжечь, но передумал и опустил в карман жилета.

– Но даже если бы мы и не были знакомы, его пустозвонное имя сообщает вам почти всю нужную информацию, – прибавил он, хмыкнув. – Полные имена в Культуре служат адресами, а наши содержат сконцентрированную историю. И разумеется, указывают, кто кому должен кланяться. Майор Квилан наверняка привык, чтобы ему кланялись.

– Возможно, вы предубеждены против него, – возразил Терсоно. – У меня его полная биография, которая может вас заинтересовать…