– Я имел в виду, что, как бы ненавистно не было им это путешествие и несмотря на то что их никто не принуждал…

– Если не считать таких же болванов-друзей.

– …они тем не менее решили его повторить, ибо, сколь ужасным оно тогда ни казалось, они все же вынесли из него и положительные впечатления.

– Да? Это какие же? Они выжили, несмотря на крайний идиотизм решения поучаствовать в совершенно бесполезном и травматическом эксперименте? Из такого опыта нельзя почерпнуть ничего, кроме решимости никогда его не повторять. Или, по крайней мере, мысли об этом.

– Они полагали, что прошли испытание…

– И выяснили, что безумны. Это такое положительное впечатление?

– Они полагали, что состязались с природой…

– Какой еще природой? – возмутился Циллер. – Ближайший природный объект находится в десяти световых минутах отсюда – проклятое солнце. – Он фыркнул. – Кто знает, может, они и с ним что-то сотворили.

– Вряд ли. В общем-то, именно потенциальная нестабильность Лацелере стала первопричиной пристрастия обитателей Масака к резервному копированию личности еще до того, как они прослыли заядлыми экстремалами. – Кабе отложил подушку.

Циллер уставился на него:

– Вы хотите сказать, что солнце может взорваться?

– Ну, теоретически это…

– Вы шутите?

– Отнюдь нет. Вероятность…

– Об этом мне никогда не рассказывали!

– Ну, строго говоря, оно не взорвется, однако вспышки…

– Онои так вспыхивает! Я сам видел!

– Да. Красиво, правда? Тем не менее существует вероятность – не более нескольких миллионных за время жизни звезды главной последовательности, – что она произведет последовательный ряд вспышек такой мощности, что Концентратор и системы защиты орбиталища не смогут их отразить или уберечь от них жителей.

– И тем не менее орбиталище построили здесь?

– Насколько мне известно, эта система считается весьма привлекательной. Кроме того, впоследствии добавили дополнительные устройства защиты под Плитами, способные выдержать взрыв немногим слабее сверхновой, но, безусловно, любая техника может дать сбой, так что практика повседневного копирования личности стала традицией.

Циллер ошеломленно покачал головой:

– Могли бы и предупредить.

– Наверное, риск так незначителен, что упоминать о нем сочли излишним.

Циллер пригладил шерсть на голове, погасил трубку.

– Я им не верю.

– Вероятность катастрофы действительно крайне невелика, особенно на ближайшие обозримые годы или даже на срок жизни разумных существ. – Кабе, тяжело ступая, подошел к буфету и взял вазу с фруктами. – Угощайтесь.

– Нет, спасибо.

Кабе, приспособивший бактериальную флору кишечника к перевариванию обычной пищи жителей Культуры, выбрал спелый плод солнцехлеба. Вдобавок Кабе модифицировал свои вкусовые и обонятельные рецепторы так, чтобы испытывать те же ощущения от пищи, что и стандартный человек Культуры. Отвернувшись от Циллера, он сунул солнцехлеб в рот, прожевал и проглотил. Отворачиваться во время еды вошло в привычку: у него, как и у всех его сородичей, был очень большой рот, и вид Кабе, поглощавшего пищу, смущал обычных людей.

– Но вернемся к сказанному мною, – продолжил он, промокнув рот салфеткой. – Давайте тогда откажемся от термина природный и сойдемся на том, что они извлекли определенный полезный опыт из состязания с более могущественными силами.

– Можно подумать, что это не признак безумия. – Циллер покачал головой. – Кабе, вы тут слишком долго прожили.

Хомомданин подошел к балкону, посмотрел за окно:

– Я бы сказал, что они подчеркнуто трезвомыслящи. Они живут вполне разумной жизнью.

– Вот-вот, спускаются в ледниковые пещеры.

– Они заняты не только этим.

– Что да, то да. Они много чем заняты: фехтуют боевыми клинками, взбираются на скалы без страховки, летают по ветру…

– Этим увлекаются очень немногие. Большинство ведет вполне нормальную жизнь.

Циллер снова разжег трубку.

– По меркам Культуры.

– Да. А что в этом такого? Они общаются, уделяют время любимой работе, играют в более щадящие игры, что-то читают или смотрят, ходят на концерты и прочие увеселительные мероприятия. Сидят и улыбаются под вбросом гормонов, учатся, путешествуют…

– Вот-вот!

– …Вероятно, просто так или даже без всякой цели. И разумеется, многие увлекаются ремеслами и искусством. – Кабе с легкой улыбкой развел тремя руками. – Некоторые даже сочиняют музыку.

– Они попросту тратят время. Вот и все. Тратят время в путешествиях. Время давит на них тяжким грузом, поскольку их жизни лишены всякого контекста, здоровой структуры. Они надеются, что там, куда они прибудут, их ждет полное удовлетворение, якобы заслуженное, но еще не испытанное в полной мере. – Циллер поморщился и постучал по чашечке трубки. – Некоторые странствуют в вечной надежде и сталкиваются с горькими разочарованиями. Другие, менее склонные к самообману, приходят к выводу, что процесс путешествия сам по себе привносит в жизнь если не смысл, то хотя бы облегчение, освобождение от ощущения, что нужно обязательно чувствовать полноту жизни.

Кабе смотрел, как скаконожка прыгает с ветки на ветку; листва затеняла рыжий мех и длинный хвост зверька. Из бассейна рядом с домом слышались звонкие крики человеческих детей.

– Да будет вам, Циллер. Вероятно, в той или иной степени это ощущают все разумные виды.

– Правда? И вы тоже?

Кабе коснулся мягких складок балконных штор.

– Мы гораздо древнее людей, но, полагаю, и с нами такое когда-то случалось. – Он оглянулся на челгрианина, который подобрался, словно готовясь к прыжку. – Все естественно развившиеся разумные виды неустанно к чему-то стремятся. В той или иной степени, на том или ином этапе.

Циллер обдумал его слова, помотал головой. Кабе оставалось только гадать, означает ли этот жест, что приведенные доводы кажутся челгрианину либо слишком нарочитыми и не заслуживающими ответа, либо заезженным клише; впрочем, может быть, ему просто нечего возразить.

– Суть в том, – заговорил Циллер, – что этот рай был тщательно сконструирован на основе принципов, устранивших все вероятные мотивы внутренних конфликтов и естественные угрозы… – Он недовольно покосился на золоченую раму дивана, сверкающую в солнечных лучах. – Ну, почти все естественные угрозы. А теперь жизнь людей стала так скучна, что приходится воссоздавать фальшивые версии опасностей, тех самых ужасов, которые некогда приходилось преодолевать бессчетным поколениям их предков.

– По-моему, это равносильно обвинению в том, что кто-то ходит в душ с зонтиком, – возразил Кабе. – А здесь главное – выбор. – Он поправил шторы, придав им более симметричное расположение. – Они держат страхи под контролем. И сами решают, испытать их на себе, повторить испытание или воздержаться. Это не то же самое, что жить рядом с вулканом, когда только-только изобретено колесо, или бояться, что река прорвет плотину и затопит всю деревню. Опять-таки это относится ко всем обществам, вышедшим за пределы Варварского Века, и ничего странного в этом нет.