— Спасибо, я знаю, — она быстро опускает глаза, скрывая грусть. — То ли еще будет! Я ведь поступлю на юридический и стану такой, как ты. Она бы очень за меня радовалась. Мама была умной.

— Одной из самых умных женщин, что я знал, — соглашаюсь.

Некоторое время мы молчим, вспоминая ее маму. Конечно, наши утраты по силе и степени не сопоставимы. Я оправился намного легче и продолжаю жить своей жизнью. Но отчасти разделяю тоску Тони, которую утолить невозможно. Лишь принять и жить с ней. Как-то приспособиться. Знаю, кого она потеряла, и понимаю, как сильно тоскует. Я никогда не забуду ее маму, не собираюсь вычеркивать тот период из своей жизни. Как и саму Тоню, конечно же, у которой кроме меня есть только старенькая бабушка.

— Так что? — она пытливо смотрит на меня. — Девушка есть? Я уже волнуюсь за тебя! — Обнимаю малявку одной рукой, тру по макушке, растрепав волосы, она смеется и вырывается. — Может, друг? — заговорщическим тоном.

— Иди ты в баню! — морщусь.

— Серьезно, Андрей, ты меня пугаешь. Сколько можно быть одному?

— Это не так просто вообще-то.

— Влюбиться?

— Да.

— Просто тебе нужна самая лучшая.

— За самых лучших приходится бороться. По крайней мере, мне личное счастье легко не дается. Если кто-то вдруг сильно нравится, западет в душу, значит, обязательно жди беды. Прокляли меня, что ли?

— Бороться? — она выбирает важное. — Как за мою маму?

— За твою маму тоже пришлось побороться, не сомневайся. Ладно, как знать, может быть, в скором времени я тебе кого-нибудь и представлю, — подмигиваю. — Расскажи лучше, что у тебя с моим тезкой?

— О, ты оказался прав! — она легко переключается на новую тему — заметно, что первая любовь занимает если не все ее мысли, то значительную их часть.

— Я всегда прав, Тоня, — усмехаюсь. — Но мне нужны подробности.

***

Сегодня пятница, третье января, а у меня все еще связаны руки. Но хотя бы можно ненадолго покинуть город: врач заверил, что после сотрясения Голубев все праздники проведет на больничной койке. Клятвенно пообещал, что рвотные позывы не дадут ему доползти до туалета, не то что сесть в тачку и добраться до Лидии. Спасибо матушке природе, что сотрясение мозга — дело серьезное.

— Андрюх, это правда, что ты уложил доверителя? Дошли слухи, что нас начинают бояться! И не в том смысле, в котором хотелось бы, — в аэропорту к нам присоединяется Антон, мой приятель и юрист по земельным спорам в моей фирме. Антон был в командировке, только вернулся сегодня утром, поменял вещи в чемодане и вновь помчался в аэропорт. Его жена нас, наверное, уже ненавидит.

— Да! — пока мы пожимаем руки, к разговору с энтузиазмом подключается Глеб Казаков — наш лучший юрист по сделкам. В суде мелькает редко, обычно все утрясает до подачи иска. Еще двое тут же убирают мобильники и присоединяются к разговору. — Представь себе, пришлось скорую вызвать.

— Вот так взял и вырубил? До выплаты гонорара?! — хохочет Антон. Никто из парней, которые по совместительству мои партнеры, не разделяет веселья, Антоху и самого обычно такие ситуации в восторг не приводят, видимо, сказывается резкая смена часовых поясов.

— Кто ж знал, что он отключится и упадет замертво, — бросаю для вежливости. — Базаров хотел увидеть бой. Он его увидел. Про то, что бой должен был быть длинным — требований не поступало.

— С каких пор ты делаешь все, что велит Базаров? — подключается спец по уголовке.

— С тех самых, как он навязал мне этого мудака.

— Не кипятись. Но если бы он ласты склеил, была бы проблема, — Глеб повторяет понравившуюся фразу про ласты третий раз за день. Он мой партнер, мы общаемся на равных.

— Да, больше никаких спаррингов с клиентами, — поднимаю ладони вверх, сдаваясь. — Давайте уже тему закроем. Голубев живой, от моих услуг не отказывается. Суд в понедельник.

Казаков на меня смотрит, прищурившись, затем отворачивается. Он помнит, как я едва не слетел с катушек после аварии, забравшей маму Тони, но больше такого не повторится. Я давно другой человек. Умею тормозить себя, когда чувствую, что ситуация выходит из-под контроля. Как, например, сейчас.

После сцены в СПА чувствую, что до сих пор не в порядке. И ничего не помогает сбросить напряжение, мысли о рыжей посещают едва ли не чаще, чем о сексе в пубертате. Другие женщины, разумеется, исключены, после того, что произошло под пресловутой лестницей. Я хочу продолжения с ней, компромиссы в этом вопросе недопустимы.

Громко объявляют посадку на наш рейс, мы поднимаемся и следуем к озвученному терминалу. Летим в Сочи покататься на сноуборде, буквально на двое суток, больше времени ни у кого нет. Сегодня пятница, а в понедельник у меня суд. Я рад, что удается чем-то себя занять в праздники. Друзья не дадут умереть от скуки: покатаемся, побухаем. В воскресенье вечером — обратно.

Иначе я припрусь к ней ночью, бесповоротно испортив начало отношений. Да, несмотря на то что Голубев — тварь и моральный урод, он прежде всего — мой доверитель. Я получил свой статус не для того, чтобы высказывать личное мнение по делам, которые веду. И у меня есть границы. Я не беру взяток, не ведусь на угрозы, по каждому делу выкладываюсь на полную, и если позволяю себе маневрирование, то исключительно в рамках закона, ни разу в жизни не занимался фальсификацией или чем-то подобным.

Кажется, обмани, что такого? Никто не узнает.

Ложь. Узнают, да еще как. И никогда не забудут. Я тружусь в другой лиге, грамотные люди подобные ходы просекают на раз-два. Если Лидиной Оксане плевать на свою репутацию, то мне — нет.

Что до самой Лидии… Она первая во мне разочаруется.

— Андрюх, можно задать личный вопрос? — спрашивает Глеб уже после взлета самолета. Мы сидим рядом, я пытаюсь подключиться к интернету, Казаков ждет заказанный коньяк, периодически выглядывая в проход.

— Слушаю, — не отрывая глаз от экрана планшета.

— Твоя бывшая. Юля. Что у тебя с ней?

— Юля? А, — киваю, понимая, что он говорит о Котеночке. — Ничего, мы расстались уже несколько недель как.

— А из-за чего?

— Зачем тебе?

— И все-таки?

Как бы тебе объяснить? Она залезла в мой телефон, пока я спал, подсмотрела фотографии Лидии и… на следующий день перекрасилась в рыжий.

Когда увидел, аж челюсть отпала от неожиданности. Стоит, улыбается, дескать, готова исполнять все желания. Хочешь, рыжей буду, хочешь — фиолетовой.

А у меня не получается улыбаться в ответ. Смотрю на нее — и раздражение волнами накатывает, одно желание — взять дуреху за шкирку и побрить наголо.

Потому что подделка. Краска для волос не заменит запах кожи, мягкую улыбку, а также взгляды, не поставит человека на ту же волну, не создаст копию. А еще потому что Котеночек залезла в по-настоящему личное. А мое личное трогать нельзя никому. Я сам впускаю, когда считаю нужным.