И как бы в подтверждение ее слов без стука распахнулась дверь и через порог перевалилась женщина в телогрейке, повязанная теплым платком и с плохо скрываемым наигранным удивлением воскликнула:

— Ой, ты Галка не одна, а я не знала, ну ладно, я потом зайду.

— Погоди, тетя Клава, что ты хотела? Мы тут чай пьем, садись вместе с нами.

— Да не, я пойду.

— Так все же, чего приходила?

— Да понимаешь, я борщ варю, хотела посолить, а соль у меня в стеклянной банке, да и то осталось только на дне. Так вот, хотела я соль достать, полезла в банку, а она возьми, да и выскользни из рук, упала на пол и разбилась, соль рассыпалась по полу, а пол у меня земляной, вот и осталась без соли. А я не видела, как вы пришли, а то бы никогда не решилась, вот и зашла у тебя попросить соли, моя, как видишь, испорчена.

Не очень связно закончила свой рассказ тетя Клава. Галя достала с полки пачку соли.

— Бери, тетя Клава, сколько надо.

— Вот спасибо тебе, выручила. Да если бы я знала, я никогда бы не пришла, попросила бы у Светки, она мне должна, — и без перехода продолжила:

— А ты уже совсем взрослая стала, красавица, вся в мать, помню, когда приехала такая маленькая и худенькая была, а сейчас расцвела — прынцесса, прям хоть сейчас под венец. И куда только эти непутевые парни смотрят?

Тетя Клава многозначительно посмотрела на Степана и подмигнула Гале.

— Тетя Клава, у вас борщ выкипит.

— Ай, и то верно! — засуетилась тетя Клава и уже в дверях добавила: — я сейчас посолю, а остальное назад принесу, только дверь не запирай.

— Бог с тобой, тетя Клава, и с чего это я дверь запру?

— Да это я просто так, с языка сорвалось.

Галя села за стол, с усмешкой посмотрела на улыбающегося Степана.

— Вот так и живем! Всем все и обо всех нужно знать, а если чего не узнают, то выдумают и еще как выдумают, так, что не вздумай мне завидовать.

Они расхохотались. Смех прервал скрип двери.

— О, у вас весело! А я уже борщ посолила и думаю: «Дайка соль отнесу, а то вдруг людям понадобится, а ее нет, это не хорошо, вот и принесла».

— Не стоило беспокоиться, все что надо мы уже посолили, так что могла бы и завтра.

— Ну так-то лучше, а то вдруг забуду. Ладно, пойду я, а то мой хозяин с работы придёт, а хозяйки дома нет и борща подать некому, не годится так-то.

Дверь захлопнулась. Галя серьёзно посмотрела на смеющегося Степана.

— Муж тети Клавы работал на шахте забойщиком. Лет двадцать назад он и еще четверо рабочих попали под обвал. Шесть дней их откапывали и все это время неизвестно было, живы они или нет. Тетя Клава и еще четверо баб сходили с ума и жили надеждой, но чуда не произошло — все погибли. Потом были похороны с оркестром и панихидой, когда опускали гробы в братскую могилу, обезумевшая от горя Тетя Клава с криком бросилась вслед за мужем, потом, через несколько месяцев, ее выписали из больницы, она вернулась сюда, в свою хибару, отказалась от выделенной в новом доме квартиры. С тех пор тут и живет. В общем, она вполне нормальная, но каждый день ждет своего мужа с работы и варит ему борщи.

Степан перестал смеяться. Оба замолчали.

— Пора тебе уходить, пока еще на улице светло. Пусть все видят. Мне то что, а маму достанут.

Они вышли из дома. Галя нарочно долго возилась с замком, а когда уже вышли за калитку, из-за соседнего забора раздался голос тети Клавы:

— Галь, я че хотела спросить, вчера я своего ждала-ждала, да так и уснула, а он, видать, пришел, поужинал сам, помыл посуду и лег спать, а меня не стал будить — пожалел, а утром ни свет ни заря опять ушел на шахту, а я, дура, проспала.

Тетя Клава смахнула рукой слезы.

— Ты его не видела утром?

— Нет, тетя Клава, сегодня я проснулась поздно, выходной.

— Ну, видать, не судьба, — тетя Клава тяжело вздохнула и пошла к дому.

Остальную часть вечера мы гуляли по парку, гуляли молча. События сегодняшнего дня взбудоражили мою душу и с ее дна поднялось множество вопросов, на которые я должен найти ответы, и главный из них — кто для меня Галя, нужно разобраться, она действительно уготована судьбой, а если нет, то надо немедленно отдалиться и не морочить девушке голову, ну а в противном случае — действовать, перестраивать жизнь свою и Галину.

Я краем глаза посматривал на девушку. Галя шла, понурив голову, очевидно, нелегкие мысли одолевали ее и от этого она казалась маленькой и беззащитной. Сердце у меня сжалось от нежности и жалости к этому вдруг ставшему очень дорогим для меня человечку. Я остановился, нежно сжал голову девушки руками, осторожно поцеловал и прошептал:

— Любимая!

Неожиданно слезы ручьями полились из глаз девушки. Галя прижалась к моей груди и заплакала, с трудом сдерживая рыдания. Я, не понимая их причины, гладил ее по голове, ладонью вытирал слезы, но девушка была безутешна. Я прижал лицо Гали к своей щеке и шептал нежные слова. Наконец она немного успокоилась.

— Любимая, почему ты так горько плакала?

Галя пристально посмотрела в мои глаза и прошептала:

— Я не хочу стать тетей Клавой.

Для меня это было как удар, в ее словах скрывалось признание в любви, обоснованная тревога о будущем и фатальная обреченность. Я еще крепче обнял Галю и, не находя для утешения нужных слов, которых, наверное, на самом деле нет, шептал ей на ухо банальные пустые слова-обещания: «ничего-ничего, все будет хорошо, вот увидишь…», и тем не менее они подействовали на Галю успокаивающе, она прижалась к моей груди и затихла. Я вдруг понял, что эта девушка, сама того не сознавая, отдала в мои