После раннего обеда супруги с двух до четырех гуляют, с пяти до половины седьмого играют в шары, ужинают в половине восьмого, вечером читают, слушают музыку, спать ложатся не позже одиннадцати – половины двенадцатого. Раз в месяц Вирджиния у себя дома проводит собрания ричмондского отделения Женской кооперативной гильдии, куда вступила осенью 1916-го и вышла спустя четыре года. Приглашает на эти собрания известных людей с небольшими получасовыми лекциями на темы вроде «О сексуальном воспитании» или «О венерических болезнях», с последующими дискуссиями. Для воспитанных в традициях викторианского благонравия представительниц слабого пола темы эти были не только деликатными, но и весьма актуальными.

Один-два раза в неделю Леонард уезжает по общественным или издательским делам в Лондон, и Вирджиния обычно к нему присоединяется. Пока муж выступает на митингах, или читает лекции, или ходит по издательствам, или заседает в суде присяжных (кристально честный, обязательный, неподкупный, он – образцовый присяжный заседатель), жена сидит в библиотеках, или ходит по магазинам, или посещает друзей, не упуская случая побывать у Ванессы. А в конце дня супруги встречаются в городе, вместе ужинают или ходят к Беллам на Гордон-сквер, где собираются бывшие блумсберийцы; теперь они именуют себя членами «Мемуарного клуба», созданного по инициативе Десмонда и Молли Маккарти уже после войны, в марте 1920 года, однако ничем от блумсберийского сообщества, по существу, не отличавшегося. Или присутствуют на заседаниях основанного Леонардом в честь февральской революции в России социалистического пацифистского «Клуба 1917». Или же, на худой конец (Вирджиния терпеть не могла многочисленную еврейскую родню мужа, в особенности же – свекровь), навещают очень уже немолодую, но еще вполне жовиальную миссис Вулф.

Однодневных, нерегулярных посещений столицы Вирджинии было явно недостаточно. «Нам пора перебираться в Лондон, не можем же мы вечно сидеть в пригороде», – не устает твердить она мужу, но Леонард непреклонен: Вирджинии, как выражаются врачи, Ричмонд «показан»; в Лондоне – суматошно, нервно, людно; ей же следует поменьше говорить, поменьше ходить по гостям, поменьше волноваться. Здесь, в Ричмонде, ее не преследуют головные боли, видения, голоса. Леонард неплохо относится к Ванессе, однако от слишком частых визитов в Эшем свояченицы с детьми, живущими теперь в Чарльстоне, всего в четырех милях от Вулфов, он не в восторге. Вирджиния любит старшую сестру и племянников, радуется их приездам, а повышенные эмоции ей во вред. Впрочем, заботится Леонард не только о больной жене, но и о себе: он привык к замкнутой, упорядоченной, трудовой жизни («Мой дом – моя крепость»), и «лихие наезды» Ванессы, да еще в обществе светских Дункана Гранта и Дэвида Гарнета, он не поощряет. Отношения между Леонардом и Ванессой от близкого соседства не выиграли.

Дотошный, тревожный, сверхзаботливый Леонард понимает предписания врачей слишком буквально. Только и слышишь: «Ты должна поесть», «Мне бы хотелось, чтобы сегодня ты легла не позже одиннадцати». Эту фразу, кстати, Вирджиния впоследствии вложит в уста мужа своей героини, «защитника прав угнетенных», члена палаты общин Ричарда Дэллоуэя, супруга не менее трепетного, чем Леонард. Стоит Вирджинии хоть ненадолго выйти из дому или, не дай бог, уехать одной, «без спросу» в Лондон, как Леонард, подчас в одной домашней куртке и шлепанцах, отправляется на ее поиски: «Я уж подумал, что-то случилось».

В феврале 1915 года, во второй год войны, – случилось. Утром, когда Вирджиния, как ей и предписывалось, завтракала в постели, она вдруг заговорила со своей покойной матерью. Ее речь с каждой минутой становилась все более нечленораздельной и сбивчивой, еще через час начались головные боли, и в конце марта, накануне выхода в свет «По морю прочь», она в очередной раз угодила в больницу, где пролежала больше недели. А когда вышла, хорошие дни еще долго перемежались с плохими, и тогда Вирджиния мучилась бессонницей, головными болями и изводила мужа капризами и упреками.

Хогарт-хаус, как и Блумсбери, – место для английской литературы ХХ века значимое. Значимым, собственно, является не сам Хогарт-хаус, а «Хогарт-пресс» – частное, семейное издательство Вирджинии и Леонарда Вулфов. Решение купить печатный станок и самим выпускать книги совпало с днем рождения Вирджинии:

Мартовский день 1917 года – когда Леонард и Вирджиния, приехав из Ричмонда в Лондон, шли в сторону Холборна по Фаррингдон-стрит и увидели в витрине магазина небольшой печатный станок, именно такой, как хотели, – запомнился обоим. В этот день, заказав станок, они из авторов превратились в издателей с собственной, домашней типографией, и это превращение обошлось им всего-то в 40 фунтов стерлингов (сумма, впрочем, для Вулфов, живших в основном на 400 фунтов в год – доход от наследства Вирджинии, – не такая уж скромная). Как бы то ни было, покупка имела далеко идущие последствия.

Приобрести и установить станок – сначала в столовой, а потом в подвале Хогарт-хауса – особого труда не составило. А вот выучиться набирать, печатать и переплетать книжки, даже совсем небольшие и без иллюстраций, оказалось делом непростым. И это при том, что приказчик заверил Вулфов: наука это нехитрая, «счастливым обладателям» печатного станка достаточно будет ознакомиться с шестнадцатистраничным техническим руководством, только и всего.

Технического руководства, однако, как в таких случаях обычно и бывает, оказалось недостаточно, и только спустя месяц Вирджиния не без труда овладела набором; пригодилось и ее еще детское хобби – переплетное дело. На первых порах, пока в издательстве не появились помощники, в ее обязанности входило и общение с книготорговцами; Вирджиния развозила выпущенные издательством книги по магазинам и складам. А Леонард довольно быстро, со свойственными ему энергией и целеустремленностью, овладел печатным процессом. И оба в первые же месяцы пожалели о своем приобретении.