— И где это безопасное место, куда вы собрались утащить планету?

— Не знаю, Аль. Пойдем за Джуди Гарланд по радуге, наверное. Туда, где нет неба.

— Планов у вас нет, понятия — тоже, и ты мне предлагаешь на это дело шестерить?

— Но так будет, Аль, клянусь! Когда нас станет много, мы еще и не такое сможем. Ты знаешь, на что способен сам, — это один человек! А подумай, что под силу миллиону, двум миллионам. Десяти миллионам. Да нас тогда ничто не остановит!

— Вы собираетесь одержать миллион человек?

— Точно.

По длинному пандусу «олдсмобиль» нырнул в залитый резким оранжевым светом туннель, и Бернард счастливо вздохнул.

— Не одержите вы миллион человек, — бросил Аль. — Копы вас остановят. Как-нибудь да исхитрятся. Мы сильны, но мы не бронированные супергерои. Та дрянь, которой меня забрасывали штурм-механоиды, меня чуть не достала. Окажись я чуть поближе, был бы опять мертв.

— Черт, Аль, да я об этом и толкую все время, — жалобно заговорил Бернард. — Надо набирать людей. Тогда нас никто не тронет.

Аль замолк. Отчасти слова Бернарда имели смысл. Чем больше появится одержимых, тем трудней будет полиции остановить их распространение. Но эти копы станут отбиваться. Как гризли. Стоит им только осознать, в какой они беде, насколько опасны одержимые, и все они стакнутся — полиция, то, что в этом мире сходит за федеральных агентов, армия. Крысы из правительства держатся стаей. И у них есть орудие на звездолетах; Лавгров подсказал, насколько оно могущественно, как целые страны за несколько секунд превращаются в выжженные пустыни.

И что делать Аль Капоне в мире, где бушует эдакая война? Да, собственно, что вообще делать Аль Капоне в современном мире?

— Как вы захватываете людей? — вдруг поинтересовался он.

Бернард, видно, ощутил перемену в его тоне, в настроении и занервничал вдруг, заерзав на красном кожаном сиденье. Глаз он, впрочем, с дороги не сводил.

— Да ну, Аль, просто на улице хватаем. Ночью, когда все тихо. Без шума и пыли.

— Но вас ведь замечали, так? Этот коп обозвал меня «ретро». Вам даже кличку налепили. Они знают, что это ваших рук дело.

— Н-ну да, верно. Знаешь, при наших масштабах трудно совсем тихо все провернуть. Людей-то, я говорил, много надо. Иногда нас замечают. Иначе никак. Но нас же не поймали.

— Пока, — Аль душевно улыбнулся и приобнял Бернарда за плечи. — Знаешь, Бернард, я тут подумал, что с вашими, наверное, все же стоит встретиться. По-моему, у вас с организацией паршиво. Не обижайся — вряд ли у вас опыта в этом деле много. А у меня… — В руке его появилась толстобокая гаванская сигара, и он блаженно затянулся в первый раз за шестьсот лет. — А у меня за плечами преступный опыт всей жизни. И я намерен поделиться с вами всеми его благами.

Цепляясь одной рукой за санитара, Джеральд Скиббоу проковылял в теплую белостенную палату. Его свободный сизый халат поминутно распахивался, открывая взору несколько малых медицинских нанопакетов. Двигался он с осторожным достоинством, как старик при высоком тяготении. Без поддержки идти он не мог.

В отличие от любого нормального человека, он даже не оглянулся при входе в незнакомое помещение. Мягкая кровать в центре комнаты, окруженная массивными ящиками с аппаратурой, отдаленно схожей с медицинской, словно не вызывала в нем никаких ассоциаций.

— Ну ладно, Джеральд, — с фальшивой сердечностью пробормотал санитар, — давай тебя устроим поудобнее, да?

Он осторожно пристроил ягодицы Скиббоу на краю матраса, потом приподнял ноги своего подопечного, укладывая его на кровать. И все с опаской. Он с дюжину человек готовил к личностному допросу в самом секретном военном госпитале Гайаны, и никто из них не пошел на эту процедуру по своей воле. Может, до Скиббоу дойдет, к чему его ведут, и этот толчок выведет его из травматического шока.

Но нет — Скиббоу позволил санитару зафиксировать себя сеткой, повторявшей контуры тела. Он не издал ни звука и даже не сглотнул, когда сеть стиснула его в своих объятьях.

Санитар с облегчением подал сигнал начинать двоим сидевшим по другую сторону длинного окна. Взгляд совершенно обездвиженного Джеральда Скиббоу был устремлен куда-то вдаль, когда на череп его опустился массивный пластиковый шлем, покрытый изнутри чем-то вроде жесткой шерсти. Потом шлем скрыл его лицо, и погас свет.

Инъекции обезболивающего гарантировали, что боли не будет, даже когда нановолоконца прокалывали кожу и пробивали кости черепа. Почти два часа ушло у них, чтобы прикрепиться кончиками к требуемым синапсам. Операция эта имела некоторое сходство с имплантацией нейросети, но проникновение шло на уровне более глубоком, чем в случае обычных аугментирующих цепей. Волоконца отыскивали центры памяти, чтобы впиться в нейрофибриллы плотно лежащих клеток. И куда больше был объем операции. Вдоль капилляров буравили себе дорогу миллионы волоконец, активных молекулярных струн с заранее заданными функциями, знающих, что им делать и когда. Во многом их сплетение напоминало сеть дендритов в ткани мозга, подобие которой они сейчас строили. Клетки подчинялись программе, заложенной в ДНК, структура волоконец — командам ИскИна, полученным в результате изучения первой, но не повторяющим ее.

По волоконцам заструились импульсы — это их чувствительные кончики принялись фиксировать синаптические разряды. Спутанный коллаж из обрывков мыслей, беспорядочные воспоминания. И тогда в дело вступил госпитальный ИскИн, сравнивая, определяя характеристики, распознавая темы и сплетая их в осмысленные сенсорные пакеты.

Мысли Джеральда Скиббоу заполняла его квартира в аркологе Большого Брюсселя — три вполне приличные комнаты на шестьдесят пятом этаже пирамиды Делоре. Из застекленных окон виднелся геометрически суровый ландшафт — купола, пирамиды, башни, собранные вместе и заплетенные путаницей воздушных банов. И все было серым, даже стекла куполов, покрытые многолетними осадками.

Они всего пару лет как въехали в эту квартиру. Пауле года три, она бегает всюду, спотыкается и все время падает. Мэри — шустрый комочек улыбок, издающий изумленные возгласы при виде очередных чудес, подаренных ей миром.

Тем вечером он качал на руках свою дочурку (уже такую красавицу), покуда Лорен, развалившись в кресле, смотрела в онлайне местные новости. Паула играла с подержанным диснеевским механоидом, которого Джеральд купил ей две недели назад, — пушистым антропоморфным ежом, смеявшимся исключительно мерзко.

Такая славная семья, в таком уютном доме. Они были вместе, и этим счастливы. Крепкие стены арколога защищали их от невзгод внешнего мира. Джеральд кормил свою семью, и любил, и защищал. И они любили его; он видел это в их улыбках, в полных обожания глазах. Папа в доме хозяин.

И папа пел дочкам колыбельную. Это очень важно — петь, потому что если он замолчит, бесы и упыри восстанут из мрака и унесут детей…

В комнату вошли двое и тихо сели на кушетку напротив Джеральда. Он нахмурился — ни как звать не припомнить, ни зачем они пришли в его дом…