– Я могу сделать блюдо в виде Капитолийского храма, – предложил Калидром. – Полить белым и красным соусом – чтобы напоминало белый мрамор и яркие краски росписи, а крышу – посыпать шафраном, чтобы наш гость вспомнил золотую черепицу, сверкающую на солнце.

– Но ты же не был в Риме, – заметил Приск.

– Это почему же не был? – обиделся Калидром. – Я со своим прежним господином многие места посетил.

– Замысел хорош… – Плиний в восторге несколько раз хлопнул в ладоши. – Но прошу, не переусердствуй… Ты порой злоупотребляешь пряностями.

– Это будет самое замечательное блюдо, которое тебе доводилось пробовать, сиятельный! – пообещал Калидром.

Потом искоса глянул на военного трибуна и убрал таблички.

– Это он, – кивнул Приск, как только повар удалился. – Я видел его в Эске. Он был тогда в большой чести у наместника и занимался многими делами, а не только присматривал за кухней.

– Все эти годы он стряпал царю Пакору, а теперь вот мне…

– Мне жаль тебя разочаровывать, – прервал наместника трибун, опасаясь, что Плиний вновь увлечет разговор в иную сторону, – но боюсь, этого раба тебе придется отправить к Траяну, а самому обзавестись новым поваром. Калидром мне необходим для предстоящего дела.

– Отправить его в Рим? – уточнил Плиний, поскучнев.

– Нет, не в Рим. Я отвезу толстяка в Антиохию. Пусть с ним побеседует сначала наместник Сирии, а уж потом раба приведут к императору, если сочтут нужным. Стало точно известно, что Траян прибудет в Сирию грядущей зимой.

Плиний вздохнул. Всяко Траян начнет свою военную кампанию из Антиохии, но не станет, подобно Приску, заглядывать в Никомедию, чтобы повидать «своего доброго Секунда».

– Я и сам могу передать Калидрома императору – отправлюсь в Эфес, когда туда прибудет Траян… – Плиний вдруг вспомнил, что он тоже наместник, как и Адриан, а Эфес – на территории его провинции.

Только произнес имя Траяна – и повлажнели глаза. Чувствительность Плиния была общеизвестна. Наверняка для предстоящей встречи заготовил он и отчеты, и дары, и новый панегирик, великолепнее того, что произносил в год своего консульства[55]. Траяна наместник обожал искренне. После тоскливой безнадежности Домицианова правления обожать нынешнего императора было проще простого.

– Я готов оказать нашему наилучшему принцепсу столь малую услугу… – Возможность «преподнести» императору Калидрома заранее воодушевила наместника.

Но у Приска были другие планы.

– Мой добрый Секунд, – попытался подольститься к наместнику военный трибун, – ты же знаешь, как важно тщательно подготовить столь грандиозную кампанию. А сведения, полученные от Калидрома, могут оказаться бесценными для Адриана. Не забудь, в ведении Адриана все сирийские легионы, да и вообще практически вся восточная армия. Так что Калидрома следует отправить в Сирию как можно скорее.

– О да, наш будущий император всё делает тщательно, – согласился Плиний с печалью в голосе. Он явно страдал от того, что Калидрома придется отдать, – но, похоже, готов был это сделать исключительно на благо принцепса и Рима.

Будущий император… Ого! Только самый преданный друг Адриана мог сказать такое о наместнике Сирии.

Приск счел момент подходящим для начала секретного разговора. Вынул из ножен кинжал и положил на стол. Плиний глянул на клинок с недоумением и нахмурил брови. Военный трибун, сообразив, что Плиний мог неправильно все понять, взял кинжал в руки и показал, что клинок легко убирается в массивную рукоять одним нажатием на острие, которое и не заточено вовсе.

Плиний облегченно вздохнул:

– А я уж невесть что подумал… Ловко.

– Мой друг Оклаций еще в Мезии показал мне этот фокус. Очень удобно – если хочешь изобразить убийство, не убивая. А в ножнах легко спрятать что-нибудь ценное.

Приск отложил кинжал и аккуратно выудил из ножен скрученный без скалки свиток и развернул перед наместником. Пергамент изрядно обмахрился по краям, но это уже не имело значения.

Плиний начал читать текст шепотом… По мере того как он вникал в смысл прочитанного, на щеках наместника румянец разгорался все ярче и ярче, как будто его охватывала лихорадка.

– Где ты это взял? – спросил наместник севшим голосом.

– Случайно нашел… Подле убитого библиотекаря на Форуме Траяна. – Это было почти правдой.

– Ты читал? Хотя, конечно… читал… печать сломана. – Плиний оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости. Понизил голос: – Почему не вернул на место?

– Как раз из-за сломанной печати. И потом – я не ведал, где ему место. Полагаю – в храме Весты, но вряд ли военному трибуну подобает встречаться с весталками.

Приск хотел плавно перейти к изложению задуманного, но наместник его перебил:

– Погоди. Я могу оказать тебе услугу. Верну завещание Траяну, не называя имен. Как только император прибудет в Эфес, передам похищенный свиток. Скажу, что случайно перехватил почтаря со странным письмом. Тут на Востоке много чудес, и никто не ищет причины событий. Правильный ход вещей восстановится. Ты окажешься вне подозрений – меня же император ни в чем не упрекнет и не заподозрит, и уж тем более не станет допрашивать – я дружен с тем, чье имя указано в свитке, так что я никак не могу быть замешан в похищении. Все будут довольны, и никто не пострадает.

– Ты ошибаешься, сиятельный… – Военный трибун на миг растерялся: дело приняло совсем не тот оборот, на который он рассчитывал.

– Поверь, мой дорогой друг, это лучший способ завершить столь сложное и щекотливое дело. Если же ты утаишь завещание и оставишь свиток у себя, то подвергнешь и государство, и себя неизмеримой опасности…

О да, про опасность не нужно ничего объяснять! Приск уже понимал, что совершил глупость. Ясно, что участвовать в подлоге Плиний ни за что не согласится. Он всегда слыл человеком честным, таковым и хотел оставаться.

– Но в этом случае Адриан не станет императором… – осторожно заметил Приск. – А он бы мог столько сделать для империи… Разве не лучше нам с тобой…

– Дорогой мой, не нам с тобой решать, кому править! – достаточно жестко оборвал военного трибуна наместник. Вся мягкость и благожелательность разом испарились, осталась лишь холодная четкость – четкость оружия или машины. Нет, просто так наместником провинции Траян никого не назначает.

– Но…

– Мы от решения подобных дел отстранены… – с неожиданной горечью сказал Плиний.

– И ты готов с этим смириться?

– Мы давным-давно смирились. И даже не мы – но наши деды, на поле близ Фарсала[56]. Теперь нам остается лишь благодарить богов, что нами правит наилучший принцепс, и приносить жертвы за то, чтобы новый оказался не хуже прежнего.