— Вот именно! — воскликнул Аменхотеп.

Он ударил кулаком по ладони, и многие солдаты обернулись послушать, о чем это там говорит фараон. Я посмотрела на отца. Лицо его было непроницаемо, как у истинного придворного, но я знала, о чем он думает. «Царю всего семнадцать лет. Что же будет через десять лет, когда власть будет лежать на его плечах, словно удобный привычный плащ? Что он ниспровергнет тогда?»

Панахеси наклонился и сказал царю:

— Моя дочь скучала по вам эти восемь ночей плавания.

Аменхотеп быстро взглянул на Нефертити.

— Я не забыл свою первую жену, — изрек он. — Я приду к ней снова… когда мы прибудем в Мемфис.

Он посмотрел через костер на Кийю. Та притворилась, будто знать не знает, о чем ведет речь ее отец. Она нежно улыбнулась супругу. «Вот ведь маленькая дрянь, — подумала я. — Она прекрасно знает, что делает отец».

— Может, пойдем пройдемся по берегу? — тут же предложила Нефертити, схватила меня за руку и увлекла за собой.

Когда мы отошли, я затаила дыхание. Я думала, что сестра в гневе. Но нет, она была в прекрасном настроении. Мы шли по влажному берегу Нила, а за нами на некотором расстоянии двигались два стражника. Нефертити посмотрела на усеянный звездами небосвод и вдохнула прохладный воздух.

— Все, Кийя больше не имеет власти над сердцем Аменхотепа. Он не придет к ней до тех пор, пока мы не прибудем в Мемфис.

— Не такой уж большой срок, — заметила я.

— Но это я проектирую с ним храм. Я правлю вместе с ним. Не она. А вскоре я рожу ему ребенка.

Я взглянула на нее искоса:

— Ты беременна?

У Нефертити вытянулось лицо.

— Нет пока что.

— Ты принимаешь мед?

— Лучше того! — Она рассмеялась, словно в опьянении. — Мои слуги отыскали мандрагору!

— И изготовили сок?

Это было нелегким делом. Я только раз видела, как Ранофер его готовил.

— Да. Прошлой ночью я его выпила. Теперь это может произойти в любой момент.

В любой момент. Моя сестра, беременная наследником египетского трона. Я посмотрела на нее, освещенную серебристым светом, и нахмурилась.

— Но разве тебя не пугают его планы?

— Конечно нет! С чего бы вдруг мне бояться?

— Да с того, что жрецы могут восстать против вас! Они могущественны, Нефертити. Вдруг они попытаются убить вас?

— Без войска? Это как же? Войско на нашей стороне. С нами Хоремхеб.

— А вдруг люди вас не простят? Это их золото. Их серебро.

— И мы освободим его от мертвой хватки жрецов Амона. Мы вернем людям то, что жрецы у них отняли.

— Как?

Даже мне самой собственный тон показался циничным.

Нефертити устремила взгляд на воды Нила.

— Через Атона.

— Через бога, которого никто, кроме вас, не понимает?

— Бога, которого будет знать весь Египет!

— Потому что на самом деле этот бог — Аменхотеп?

Нефертити бросила на меня быстрый взгляд, но промолчала.

На следующее утро матросы медлили с отплытием. Накануне они чересчур много выпили, потому Аменхотеп отдал приказ больше никого не пускать на берег. Мои мать с отцом промолчали и стали гулять по палубе, чтобы размять затекающие ноги, но через три дня по кораблям разошлось известие о том, что шестеро из людей Хоремхеба умерли. Судя по перешептыванию слуг, причиной смерти стала несвежая вода и пища.

— А чего фараон ожидал? — прошипел какой-то визирь, обращаясь к моему отцу. — Если мы не будем регулярно причаливать и искать свежую воду, люди будут умирать!

Это была дизентерия, и ее вылечил бы любой местный лекарь, если бы людям просто позволили сойти на берег.

Два дня спустя стало известно, что умерло еще одиннадцать человек. Затем Хоремхеб нарушил приказ Аменхотепа. Вечером он явился на борт царской баржи, возглавляющей флотилию, и потребовал немедленной аудиенции.

Мы оторвались от игры в сенет. Отец быстро поднялся:

— Не знаю, военачальник, примет ли он тебя.

Но Хоремхеб не намеревался отступать.

— Если дизентерия распространится, умрет еще больше народу.

Отец заколебался.

— Я посмотрю, что мне удастся сделать.

Он скрылся в каюте. Вернувшись, он мрачно покачал головой:

— Фараон никого не принимает.

— Речь идет о людях, — с нажимом, сквозь зубы произнес Хоремхеб. — О людях, которые нуждаются в помощи. Все, что им нужно, — это лекарь. Он что, намерен пожертвовать этими людьми, лишь бы попасть в Мемфис поскорее?

— Да! — Дверь самой дальней каюты распахнулась, и на пороге появился Аменхотеп в схенти и клафте, царском головном уборе. — Фараон не передумает. — Он шагнул вперед и выкрикнул: — Ты слышал мое решение!

Глаза Хоремхеба вспыхнули гневом. Мне подумалось, что он может перерезать Аменхотепу горло одним взмахом кинжала. Затем Хоремхеб вспомнил о своем положении и двинулся к двери.

— Подождите! — неожиданно даже для себя вскричала я.

Военачальник остановился.

— У меня есть мята и базилик. Они могут помочь вашим людям, и нам тогда не придется сходить на берег и искать лекаря.

Аменхотеп напрягся, но у него за спиной в дверном проеме появилась Нефертити.

— Пусть идет! Отпусти ее! — решительно произнесла она.

— Я могу надеть плащ, — быстро предложила я. — Никто даже и не заметит, что я уходила. — Я взглянула на Аменхотепа: — Так люди будут думать, что твоим приказам повинуются, а жизни твоих солдат будут спасены.

— Она изучала травы в Ахмиме, — объяснила Нефертити. — Возможно, она сумеет их вылечить. Вдруг дизентерия начнет шириться?

Военачальник Хоремхеб взглянул на фараона, ожидая, что тот решит.

Фараон вскинул голову с таким видом, словно он проявляет несказанную щедрость:

— Сестра главной жены царя может идти.

Мать смотрела на меня неодобрительно. Лицо отца было непроницаемо. Но речь шла о человеческих жизнях. Позволить людям умереть, когда мы могли бы их спасти, — это против законов Маат. Что подумают боги, если по пути в Мемфис, к началу нового царствования, мы допустим смерть невинных? Я сбегала к своему тюфяку и забрала коробку с травами. Потом я накинула плащ и под покровом темноты спустилась следом за Хоремхебом на палубу.

Ветер с Нила шуршал моим плащом. Я нервничала. Мне хотелось по-быстрому принести подношения Бает, богу странствий, и попросить о благополучном путешествии. Но я шла за военачальником, а он шагал молча, не говоря ни слова. Мы поднялись на судно, где находились больные; в воздухе стояло чудовищное зловоние, которым сопровождается эта болезнь. Я прикрыла лицо плащом.