не сбил тебя. Он дважды проезжал мимо дома. Затем, когда я отправилась в магазин, он оказался припаркован прямо рядом с моей машиной, но я не смогла разглядеть водителя за тонированными стеклами.

— Почему ты мне вчера об этом не рассказала?

— Я целый день была занята подготовкой к выступлению Лили, не забыл? Когда вернулась, ты уже спал. Я, было, подумала разбудить тебя, но решила, что это может подождать до утра.

— У сына Тестера, того, кто устроил сцену в зале суда, я тебе рассказывал об этом, как раз есть серебристый Додж. Должно быть, это был он.

— Джо, зачем ему это делать? Почему он хочет нас запугать? Ты просто адвокат, выполняющий свою работу.

— Ты не слышала его в зале суда. Что-то очень странное творится в голове этого человека.

— Что нам делать?

— У нас не так много вариантов. Если увидишь его снова, звони в полицию и сообщи, что происходит. Возможно, они проверят его. Не забудь предупредить Лили, чтобы она была внимательной. Покажи ей фотографию пикапа Додж, чтобы она знала, как он выглядит.

После завтрака я отправился в спортивный зал Джонсон-Сити и тренировался там около часа. Затем направился в округ Юникои, чтобы защищать Рэндалла Финча, одного из двух моих клиентов, приговоренных к смерти, для которых я был назначен адвокатом. Рэндалл был двадцатипятилетним необразованным белым мужчиной, который в наркотическом бреду убил тринадцатимесячного сына своей подруги. Рэндалл с подругой употребляли в течение двух дней метамфетамин и гидрокодон, а когда они закончились, женщина отправилась на поиски наркотиков, оставив ребенка с Рэндаллом. Пока ее не было, маленький мальчик, похоже, заплакал. Рэндалл сначала использовал его как пепельницу, тушил сигареты об его пятки. Потом, по известной только Рэндаллу причине, положил его на решетку раскаленного керосинового обогревателя, от которого на тельце ребенка остался ожог круглой формы. Но ребенок продолжал плакать, и Рэндалл швырнул его об стену, разбив ему голову.

Его подруга вернулась, увидела, что случилось, и вызвала полицию. Они также арестовали и ее.

Рэндалл не отрицал, что убил ребенка, но утверждал, что ничего не помнит. Единственной защитой, которую я мог предложить, было снижение умственных способностей из-за наркотического опьянения, и что Рэндалл не осознавал, что делал. Но я знал, что это не сработает. Как только присяжные увидели бы фотографии со следами ожогов от сигарет и грелки на теле малыша, Рэндаллу очень сильно повезло бы, если он смог бы покинуть зал суда без линчевания. Когда я увидел их, мне захотелось его убить. Единственное, что мне было нужно — это веревка и на некоторое время остаться наедине с ним.

Предварительное слушание состоялось два месяца назад в Ирвине, и представленные доказательства оказались ужасающими. С тех пор прокурор Дикон Бейкер потратил много времени и сил, чтобы сообщить местным СМИ, какую судьбу он определил Рэндаллу Финчу. Тот заслужил только смертную казнь. И как можно скорее.

Дикон, однако, не удосужился подать просьбу о смертной казни — неизменное требование в случаях смертного приговора, поэтому я решил попробовать сделать хитрый ход. Я сказал Рэндаллу, что поскольку обвинение против него серьезное, но никто не подал уведомление о смертной казни, то ему следует признать себя виновным во время обвинительного акта. Насколько я знал, до сих пор никто не пытался провернуть такой трюк, и я понятия не имел, что скажет судья. Однако знал, что это, по крайней мере, приведет к чрезвычайно интересному апелляционному прецеденту. Рэндалл согласился.

Судьей был Эван Гласс. Я не ожидал теплых приветствий. Недавно у него развилась какая-то инфекция стопы, и он провел большую часть своего времени на судейской скамье на тех же болеутоляющих средствах, которые принимал Рэндалл перед убийством ребенка. Если бы судья во время предъявления обвинения Финчу находился бы под действием препаратов, то, как я догадывался, у меня могли быть проблемы.

Судья объявил о начале дела в десять утра. Судебные приставы привели Рэндалла на скамью подсудимых, и Гласс сердито посмотрел на него со своего судейского места.

— Итак, это тот человек, которого обвиняют в убийстве ребенка? — произнес он достаточно внятно, и его глаза казались ясными.

— Да, ваша честь, — подтвердил Дикон Бейкер, еще раз засветившись под камерами.

— В протоколе отмечено, что его защитником я назначил мистера Дилларда, и он сегодня присутствует здесь со своим клиентом.

После того как он назначил меня на это дело, я сообщил ему, что собираюсь подать в отставку, и был бы признателен, если бы он прекратил назначать меня на новые дела. Он фыркнул и сказал, что с нетерпением ждет, когда избавится от меня. Наши чувства были взаимными.

— Я передал мистеру Дилларду копию обвинения, — продолжил он. — Вы отказываетесь зачитать его официально?

— Да, — подтвердил я.

— Каково заявление вашего подзащитного?

— Виновен.

— Хорошо. Что касается даты… подождите. Господин Диллард, что вы только что сказали?

— Я сказал, что господин Финч признает себя виновным и не желает оспаривать обвинение.

— Я никогда не слышал ничего подобного, — отметил судья Гласс. — Признание вины во время официального оглашения обвинения и просьба о смертном приговоре?

— Ваша честь, смертный приговор — не этот случай, — произнес я. — Уведомление не было подано.

Я уловил тот момент, когда до судьи дошло, что́ я пытаюсь сделать. К моему облегчению, он выглядел скорее удивленным, чем сердитым.

— Мистер Бейкер, что вы об этом думаете? — обратился он к прокурору.

Бейкер вскочил, весь красный.

— Ваше честь, это беспрецедентно. Он не может этого сделать.

— В уголовно-процессуальных правилах нет ничего, что бы это запрещало, — возразил я. — В правилах сказано, что подсудимый может признать свою вину или невиновность в суде. Мы хотим заявить о признании вины. Мистер Бейкер не подал уведомления на смертную казнь, хотя у него было достаточно времени. Но при этом он позволил всем СМИ узнать о своих намерениях.

— Я собирался подать его сегодня, — заявил Дикон с более плаксивым, чем обычно, голосом.

Судья хмыкнул и посмотрел на Рэндалла.

— Мистер Финч, вы понимаете, что́ пытается сделать сегодня ваш адвокат?

— Да.

— Вы обсудили это с ним досконально?

— Да.

— Вы понимаете, что если я решу принять ваше признание, тем самым вы подтвердите свое согласие на отказ от своего конституционного права на разбирательство в суде?

— Да.

Судья Гласс откинулся на спинку стула и провел пальцами по своим белоснежным волосам. Я даже мог представить, как в его голове вращаются колесики. Через пару минут он наклонился вперед.

— Мистер Диллард, если я откажусь принять это признание, то полагаю, вы немедленно подадите апелляцию?

— Именно так, судья.