class="p1">— А если я приму это признание, то думаю, то же самое сделает мистер Бейкер?

— Совершенно верно, судья, — подтвердил Бейкер.

— Хорошо.

— Если уж мне совершать ошибку, то я выберу меньшее из зол. Я собираюсь отказаться принять признание мистера Финча. Вперед, мистер Диллард, подавайте апелляцию. Мы определимся с датой, когда узнаем, что думают по этому вопросу мудрецы из Верховного суда.

— Спасибо, — ответил я.

Не было никакого смысла спорить с ним. Я не ожидал, что судья Гласс позволит убийце ребенка избежать возможности смертного приговора, но это стоило того, чтобы просто посмотреть на выражение лица Дикона Бейкера. Я сообщил Рэндаллу, что немедленно подам апелляцию, и наблюдал за тем, как судебные приставы вели его обратно в изолятор. Заключенные в тюрьме сообщили шерифу, что если Рэндалл попадет в общую камеру, то не проживет и часа.

Поскольку Лили в скором времени закончит школу и уедет, то выступление этим вечером может оказаться моей последней возможностью посмотреть на ее танец. Кэролайн сказала мне, что поставила номер для Лили на песню о сексуальном насилии. Какая ирония, подумал я, учитывая мою ситуацию с Сарой и некоторые из вещей, которые Эрлин рассказывала мне об Энджел.

Лиричный танец был поставлен на песню Кристины Агилеры «Я в порядке». Лили начала танцевать с тех пор, как научилась ходить. Она была сильна в акробатике, степе, балете и джазе, но лирический танец, на мой взгляд, у нее получался лучше всего. Мне нравились плавные движения, переходы, изящные повороты.

Лили была в белом закрытом платье с длинными, насборенными на плече рукавами. Шифоновая юбка создавала иллюзию полного круга, когда Лили поворачивалась. Наклеенные стразы сверкали синими и золотыми искрами в свете прожекторов. Ее длинные каштановые волосы были зачесаны назад, и она плавно двигалась взад и вперед по сцене, словно порхала. Я был поражен изменениями в ее теле и уровне мастерства, произошедшими за последние шесть месяцев, с тех пор как я в последний раз имел удовольствие наблюдать за ней. Она уже больше не была девчушкой, превратившись в красивую, талантливую молодую женщину.

Я почувствовал, как мое сердце парит, наблюдая, как Лили превращает свое тело в мощную форму выражения. Движения ее длинных стройных рук прекрасно подчеркивали тонкие акценты музыки, ее ноги были сильными и гибкими. Я понял, что улыбаюсь. Лили была столь чистой и прекрасной. Мой ежедневный мир был полон жестокости, зла и уродства. Я так редко сталкивался с чем-то возвышенным, что в какой-то момент понял, что у меня кружится голова, по-видимому из-за того, что задержал дыхание. Пока слушал текст песни, понял, что хотела сказать Каролина. Песня была о девушке, которая взяла на себя вину и стыд за сексуальное насилие со стороны отца.

Когда танец закончился, я быстро пошел за кулисы и попросил другого танцора позвать Лили из раздевалки. Когда она вышла, я поцеловал ее в щеку.

— Спасибо, дорогая! Это было невероятно красиво!

— Папа, что с тобой?

— Ничего, — ответил. — Я чувствую себя прекрасно.

— Ты уверен?

Она поднялась на цыпочках, поцеловала меня в щеку и прошептала в ухо:

— В первый раз вижу, как ты плачешь.

16 июня

18:00

Я бы предпочел сосредоточиться на деле Энджел, но мне пришлось иметь дело с Мейнардом Бушем. Помимо Энджелы и, возможно, Рэндалла Финча, он был моим последним клиентом, который мог получить смертную казнь.

Судьей мне было поручено защищать Мейнарда в суде по уголовным делам округа Салливан, и начало судебного разбирательства стремительно приближалось. Судья также назначил молодого адвоката Тимоти Уокера из округа Картер в качестве моего помощника, но вскоре выяснилось, что тот не справляется с Мейнардом. Я не мог винить его, но визиты в тюрьму остались за мной.

Мейнард являлся одним из самых страшных и опасных людей, которых мне было неприятно защищать. Его история была наполнена криминалом, насилием, и он провел большую часть своей сознательной жизни в тюрьме. Мейнард был хищником, который постоянно искал слабости и способ получить преимущество. Работа с ним напоминала игру в кошки-мышки. Проблема заключалась в том, что и я, и Мейнард хотели быть кошкой. В результате мы не ладили друг с другом.

В ходе судебного заседания, проходившего тремя неделями раньше, Мейнард неожиданно заявил судье, что я не выполняю свою работу, и что он хочет нового адвоката. Судья прекрасно знал, что Мейнард просто пытался отложить свой процесс, и ответил ему, что тот застрял со мной. Однако судья удовлетворил наше ходатайство об изменении места проведения суда. Он должен был состояться в июне в Маунтин-Сити. У меня оставалось всего четыре недели для подготовки, а Мейнард никак не хотел сотрудничать. Я договорился, что судебный психиатр осмотрит его, но он не захотел разговаривать с ним. Я нанял детектива, чтобы расспросить свидетелей и проверить факты. Когда я отправил того в тюрьму, Мейнард бесцеремонно пожелал тому исчезнуть. То же самое он сказал и эксперту по смягчению приговора.

Три недели я не ходил к Мейнарду. Отчасти потому, что был занят, отчасти, чтобы заставить его думать, будто сцена, которую он разыграл в суде, оскорбила меня. Основная причина, однако, заключалась в том, что всякий раз, когда я находился рядом с ним, моя кожа покрывалась мурашками.

Вскоре после восьми часов трое охранников отвели его в комнату для допросов в тюрьме округа Салливан. Хотя у меня был долгий день, но я больше не хотел откладывать разговор с Мейнардом.

Он был высоким. Годы злоупотребления метамфетамином и кокаином сделали его тощим, словно страдающим анорексией. Его черные волосы до плеч, которые он укладывал на пробор, были такими же темными, как и его глаза. Сам он был довольно смуглый. Я никогда не спрашивал его, но предположил, что в его венах течет индейская кровь. Возможно, Чероки или Чикассо. Его руки и тело были покрыты татуировками — замысловатые изображения, которые для людей, понимающих такие вещи, сообщали, что он являлся членом Арийского братства. Большинство белых заключенных были его членами: это помогало им остаться в живых. Татуировки на груди и спине Мейнарда представляли собой религиозные символы. На груди имелась татуировка с большим голубем и еще больший крест на спине. Я видел их, когда однажды охранники привели его без рубашки.

Сегодня Мейнард был одет в обычную тюремную робу, слишком широкую для него. Он сел и положил свои длинные тонкие пальцы на живот. Казалось, он легко мог протащить свои узкие запястья сквозь наручники, которые были прикреплены к цепи, обвивавшей его талию. Надзиратели закрепили кандалы на