Оттого ли, что замена о-хараи над входом в «Цубаки» наложилась на неожиданное письмо Икэды, в моей голове что-то сдвинулось. Не выпуская послания из рук, я завалилась на диван и перечитала весь текст сначала.

Сегодня, если подумать, даже среди моих ровесников чуть ли не больше половины тех, кто посылает новогодние открытки по электронке. Что же говорить о сверстниках Икэды, еще лет на пять младше меня? Среди них человек, за всю жизнь не написавший письма от руки, не удивляет уже никого… С этой тяжелой мыслью я провалилась в сон.

А когда я вновь открыла глаза, вокруг меня была мгла. И непонятно откуда доносился голос моей соседки:

— Поппо-тян? Ты дома?

— Да-а! — преувеличенно бодро отозвалась я и села.

— Может, сходим ударить в колокол?

Тут я наконец вспомнила, какое сегодня число. Сколько же я спала?

— Я сейчас! — спохватилась я. — Мигом соберусь!

Вскочив с дивана, я замотала шею шарфом. Надо же так проспать! Издалека уже доносились мерные колокольные переливы. Буддийских храмов в Камакуре много, и в последнюю ночь уходящего года они дают своим колоколам потрезвонить от всей души[60].

По затихшим вечерним улочкам мы с госпожой Барбарой выбираемся к речному берегу. Ее шею обнимает ностальгическое меховое кашне из рыжей лисицы. Очень похожее иногда надевала Наставница. Видимо, в свое время лисий мех был у японских модниц в большом почете. И только теперь еле слышно отдает нафталином.

На холодном ветру мы идем, прижимаясь друг к дружке — локоток к локотку. С наших губ слетают одинаковые облачка белоснежного пара. Меж сливовых крон, растерявших последние листья, мерцают звезды.

— Поппо-тян! — говорит моя спутница. — Хочешь, открою полезный секрет?

— Полезный? Давайте!

— Всю жизнь им пользуюсь и ни разу не пожалела! — она легонько хихикнула. — Такое секретное заклинание. Чтобы разгонять тоску и быстро становиться счастливой.

— И какое же?

— А просто говори своему сердцу: «Звезди, звезда…» Закрой глаза и глубоко-глубоко в душе скажи это сама себе несколько раз. Звезди-звезда… звезди-звезда… И уже очень скоро увидишь, как мрак на душе рассеивается и звездное небо распахивается внутри тебя до самого горизонта!

— Просто повторять пару слов? И все?

— Проще некуда, верно же? Делать это можно когда захочется, где угодно. И тогда все тяжелое и печальное, что накопилось у тебя внутри, превратится в мерцающее звездное небо… Вот попробуй, прямо сейчас!

Взяв ее под руку, я закрыла глаза и замедлила шаг.

«Звезди, звезда! — произнесла я глубоко-глубоко в своем сердце. — Звезди-звезда, звездизвезда…»

Странное дело, но я действительно увидела, как посреди черной мглы, что окутывала меня изнутри, замерцали звезды. Поначалу едва заметные, они разгорались все ярче и наконец засияли так ослепительно, что заболело в глазах.

— Просто… колдовство какое-то!

— Ну я же говорю! Очень эффективное заклинание. Пользуйся на здоровье. Дарю! — прошептала госпожа Барбара.

— Вот спасибо! — отозвалась я, продолжая любоваться звездами своих персональных небес.

ЗИМА

Земля за порогом искрилась, как звездное небо. Тихонько ступив на палую листву, я услышала легкий, чуть запаздывающий скрип инея. Утро первого января. Страшно хотелось круассана.

Несмотря на холод, небо оставалось ясным и таким свежим, что на глазах выступали слезы. Для новогодней молитвы в храме просто идеальные небеса, подумала я. И бодро, почти бегом засеменила вниз по горной тропинке в сторону моря.

Цок-цок…

Миновав остановку автобуса, я спустилась в жилые квартальчики с прекрасными камелиями вдоль обочин. Именно здесь, в храме Ю́и-Вака́мия, вот уже много веков наша семья произносит первую молитву нового года.

Согласно семейным преданиям, куст камелии, что растет перед входом «Канцтоваров Цубаки», также из этого храма. Веточку, обломанную тайфуном, принесла домой и на пробу посадила в землю то ли сама Наставница, то ли кто-то из моих прабабок еще до нее. Всем на удивление та веточка прижилась и в итоге превратилась в роскошный куст.

Этот маленький скромный храм расположен на самой окраине города, в районе Дзаймо́ку-дза́. Основан он также в честь Хатимана, а местные жители так до сих пор и зовут его — «Старый Хатиман». При жизни Наставницы в первое утро нового года мы ели на завтрак дзо́ни — праздничный суп с овощами, а затем выдвигались в храм. Пожалуй, ни в каком другом храме Камакуры я не чувствую на сердце такого покоя, как здесь.

Маленькую синтоистскую молельню окружают буйные заросли из кустов и деревьев. На фоне этих джунглей, а также нескольких банановых пальм, растущих в храмовом дворике, так и кажется, так и чудится, будто я оказалась в какой-нибудь тропической стране.

В такой день долго пробыть у алтаря в одиночестве мне, конечно, не удалось: юная служительница-майко́ в ярком кимоно, приветливо улыбаясь, предложила мне ритуальную чашку саке.

— С наступившим вас! — прощебетала она.

— Спасибо, вас также!

— Не откажетесь?

— Да-да, спасибо…

Таков был мой первый разговор в наступившем году.

С госпожой Барбарой мы расстались, вернувшись со вчерашних колоколов, еще до полуночи. А поскольку утром из ее дома никаких звуков не раздавалось, возможно, очередной бойфренд выманил ее на праздничный променад.

Храмовое саке показалось мне и горьковатым, и сладковатым одновременно — весьма необычный вкус для начала года. Перекатывая терпкую жидкость на языке, я осушила чашечку в три глотка. По ее белоснежному донышку вился едва различимый орнамент из журавликов.

По традиции храма Юи-Вакамия чашечку, из которой ты выпил новогоднее саке, можно забрать с собой. В доме Амэмия вся верхняя полка на кухонном шкафу уже заставлена такими чашечками до отказа. В храме Хатиман-гу используют точно такие же чашечки, но уносить их с собой не дают. Так что эта коллекция — в своем роде семейное сокровище, которое, впрочем, иногда использовалось для подачи на стол каких-нибудь соусов.

То ли от алкоголя с утра, то ли еще почему, в голове моей расплывался легкий туман. Я присела на скамеечку в храмовом дворике и стала смотреть на небо. Более абсолютной, насыщенной голубизны, чем у этого неба, — от зенита до горизонта — в природе, наверное, и быть не могло.

К этой небесной голубизне тянулись всеми веточками кусты храмовых камелий. А на земле перед ними чинно прогуливались воробушки — такие откормленные и по-праздничному ленивые, что без улыбки смотреть на них не получалось.

Все еще глядя на небо, я задумалась, какое бы слово написать первым в новом году. «Авангард»? «Рассвет»? «Променад»? Или, может, «пожелание»?

Я перебирала все больше разных слов, но ничего, что совпало бы с моим нынешним настроением, не находилось.

Я все думала, а