Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж. Значит, вот как благодарит Барон. Я не знала, что на это ответить, но украдкой благодарно поклонилась в его широкую спину. Вопрос закрыт…
— А раз так, пойдем-ка еще вон туда! Там, за углом, всю ночь подают отличные десерты. Ты же у нас, полагаю, сама невинность, так? И дома тебя никто не ждет?
И он расхохотался собственной шутке. Я, конечно, давно поняла, что этот старикашка слишком много себе позволяет, но в данном случае он оказался прав и возразить по существу было нечем.
Бар, куда он меня привел, находился прямо напротив «Цуруя». Я уже слышала, что на перекрестке Рокудзидзо́ открылся какой-то любопытный десертный бар, но живу я в таких предгорьях, что до моря добираюсь нечасто.
— Итак, прошу!
Барон распахнул передо мною дверь. Подняв голову, я прочла старое название этого здания: «Офис пляжа Юигахама».
— А еще раньше здесь, кажется, был какой-то банк?
С одной стороны, было немного странно узнать, что Барон разбирается и в таких новомодных заведениях. Хотя и не скажешь, что этот стиль ему не к лицу… Кто он, вообще, такой? Что за темная лошадка?
Перед нами распахнулся совсем небольшой зальчик. У входа — забытая всеми конторка с кассовым аппаратом, деньги из которого, похоже, давно унесли куда нужно. Высокие потолки. В целом весьма уютно.
Мы с Бароном устроились на диване неподалеку от входа. За барной стойкой сидели несколько посетителей и мирно потягивали свои напитки.
— Ты что будешь? — спросил он меня, с наслаждением освежая лицо и руки тут же предложенными влажными полотенцами. — Обычно я коктейли пью.
Я в нерешительности заглянула в меню.
— Решай скорей, официант уже заждался!
Вот же непоседа, только и вздохнула я.
— Ну, тогда какой-нибудь коктейль с сезонными фруктами… Он ведь не очень крепкий?
Кивнув, Барон крикнул вслед официанту:
— И шоколад!
— Вот уж не знала, что в Камакуре есть такие чу́дные бары, — заметила я, освежая полотенцем руки.
— На то она и Камакура! — заметил Барон. — Почему бы им здесь не быть?!
И снова он угадал. В мегаполисах вроде Токио или Кобе такой камерной атмосферы не создать ни за что… Утопать в черном кожаном диване было чистым блаженством, а линялые стены с облупившейся штукатуркой придавали заведению особый шик.
— Сперва здесь и правда был банк. Потом детская поликлиника. А теперь вот бар. Хотя я здесь еще ребенком бывал на осмотрах.
— Да что вы?
— В общем, доброе здание. Хорошо, что сохранилось до сих пор.
В ответ на заказ Барона — «как всегда» — бармен выставил перед нами нечто мною невиданное.
— Что это?! — поразилась я.
— «Самбука с мухами»! В обычную самбуку бросают кофейные зерна. Затем алкоголь поджигают и подают уже горящим.
Так вот что это за голубоватое пламя над бокалом…
— Господин Барон всегда заказывает именно это.
От сочетания «господин Барон» я едва удержалась от смеха. Но тут перед моим носом поставили фруктовый коктейль. Совершенно неописуемой расцветки.
Барон позволил мне погасить его самбуку. И я, задув голубоватое пламя, чокнулась с ним за этот вечер уже в третий раз.
Мой коктейль благоухал мягким цитрусовым ароматом.
— Мандарин и грейпфрут выдавили в шампанское? — догадалась я.
Мы закусили шоколадом ручного приготовления. Не слишком сладким, для взрослых в самый раз.
— Что? Хорошо иногда расправить крылышки и полетать? — ухмыльнулся Барон.
Я лишь молча кивнула. Вообще-то, я собиралась просто посмотреть ракуго и потому надела скромное платье. Но в итоге уже сменила три ресторана!
Барон разговорился с барменом, я вышла в уборную помыть руки. И в дверях вдруг услышала:
— Поппо-тян?
Я обернулась и увидела Панти. Камакура — городок небольшой. Все знакомые то и дело где-нибудь пересекаются.
— А я услышала твой голос, хотела позвать, да смотрю — ты не одна! Ну, думаю, раз такое дело — мешать не буду… Но я тебя сразу узнала.
Кажется, Панти восприняла наши отношения с Бароном как-то совсем неправильно. Однако объяснять ничего не хотелось. Я оставила все как есть и сменила тему:
— Сегодня тоже работала в школе?
— Да, но только с утра. А к вечеру пошла прогуляться и добралась досюда. Я-то сама алкоголя не пью. Но здесь просто хмелею от самой атмосферы…
Теперь, за стойкой в баре, Панти выглядела еще соблазнительнее, чем обычно. Ее длинные точеные ножки постоянно пританцовывали, будто стрелки компаса, не способные замереть ни на секунду.
— Слушай… А давай как-нибудь вместе хлеб испечем?
Судя по голосу, Панти и правда уже захмелела. Чтобы не терять с ней контакта, отвечаю так же расслабленно:
— Конечно, давай! Только я хлеба никогда не пекла. Но тот, что ты приносила, — просто необыкновенный!
И это была чистая правда. Хлеб Панти я тогда смела в один присест и даже забыла поблагодарить ее за угощение.
Заметив, что Барон начал заматывать шею шарфом, я наскоро попрощалась с Панти.
Мы вышли из бара, перешли улицу на светофоре.
— Поздно уже, — сказал Барон. — Давай-ка отвезу тебя на такси.
Не дожидаясь моего ответа, он тут же остановил такси и полез в салон первым.
Такси понесло нас в сторону храма Хатимана. Я сказала водителю, что могу выйти и на Камакура-гу, но он любезно довез меня, петляя по закоулкам, до самых дверей «Канцтоваров Цубаки».
— Большое вам спасибо! — сказала я Барону, выходя из машины. — Спокойной ночи!
— Снов! — только и буркнул он. Дверь захлопнулась, и такси унеслось в темноту.
Вернувшись домой, я сложила ладони перед алтарем.
Я думала, что в детстве останусь одна, но все было не так просто. Родила меня мама, это понятно. А другая женщина спасла меня от голодной смерти, выкормив своим молоком. И этого бы не случилось, когда бы меня не оберегала моя Наставница.
Я безмерно, до глубины души благодарна всем, кто меня родил, оберегал и воспитывал. Но в их ряду Наставница занимает особую роль. Насколько я помню, она была первым человеком, который улыбнулся, глядя мне прямо в глаза.
В своем строгом кимоно она держалась неизменно подтянуто, а взгляд ее из-за роговой оправы очков оставался всегда суров. Единственным местом, где она позволяла себе расслабиться, была веранда. Там она иногда курила. Но в такие минуты я не смела к ней даже приблизиться.
И хотя до тех пор на ее лице я привыкла видеть лишь строгость и напряжение, почему-то именно в тот вечер она улыбалась радостно и светло.
* * *
А на следующей