– Учитывая, что я не отступлюсь от своего же проекта – все более чем серьезно, Нина.

– Ты готов сесть в тюрьму, но не сделать шаг назад? Не уступить?

Вадим облокачивается на стул, а я вновь смотрю на широкую грудную клетку, на плечи, руки, увитые жгутами мышц, с ярко выраженными венами. Сильный мужчина. Телом и духом. И вновь мой взгляд цепляется за многочисленные шрамы… явно полученные в какой-то страшной то ли аварии, то ли… я не знаю, что могло произойти, чтобы столько шрамов было, хотя они ничуть не портят мужчину.

Правду говорят, что шрамы украшают мужчину, придают ему мужественности, они словно свидетели ранений, полученных в бою, и отчего-то при взгляде на эти росчерки на смугловатой коже Вадима я чувствую, что он закалялся подобно стали в самых суровых условиях.

Есть в нем эта жесткость, скрытая под личиной цивильности.

– Ты молчишь, Нина.

– Я пытаюсь осознать, куда именно я попала и как мне быть дальше. Сейчас ты мне словно глаза открыл. У меня за последние сутки резкое пробуждение.

Опять смотрю в глаза мужчине и решаюсь.

– Я – музыкант, Вадим, мы немного другие, более воздушные, не приземленные. Пусть я давно не играю, но душа у меня все так же наивная, и немного я не от мира сего. Вот сейчас приземляюсь. Ну это так. К слову.

Молчу мгновение и слегка растягиваю губы в улыбке.

– Так что ответ на твой вопрос. Нет, не говорил.

Вадим прищуривается. Чувствует, что я не до конца все сказала, и я продолжаю:

– Так вот. Память у меня музыкальная. Когда разучивала аккорды, всегда запоминала расположение пальцев, иначе на скрипке не поиграешь. И однажды мы спешили на мероприятие, и Петр вспомнил о документах, которые должен был отдать в последний момент. Словом, так получилось, что я оказалась рядом, когда он набирал код и вытаскивал нужные документы, а я запомнила игру пальцев. Профессиональный навык.

Поднимаю ладонь и в воздухе демонстрирую то, что видела.

– Петр не нажимал банально указательным пальцем на цифры. У него своя методика, видимо, чтобы тот, кто случайно подглядит, не понял, что он набирает, но со мной это дало обратный эффект, мое сознание восприняло этот набор кода проигрышем аккорда, и движение я запомнила…

– Движение, но не цифры? – хмурится Царев.

Умный. Цепкий и хваткий. Сразу же понял, что именно я хотела ему объяснить.

– Да. Я запомнила именно движение. Если положу пальцы на клавиши тире кнопки сейфа, то повторю.

– Повторишь… – выговаривает глухо, – то есть сама должна…

Сжимает губы в жесткую линию, и морщинка поперек бровей становится более акцентированной.

– Ладно, Нина, забудь о том, что сказал. Это исключено. Ты в его дом не вернешься.

Встает резко и отворачивается. А я опять на спину широченную пялюсь, на крутую линию позвоночника и вижу, как Вадим пальцы в кулаки сцепил, ощущаю даже отсюда, насколько напряжено его тело, и сползаю со стула тихонечко, подхожу к хищнику со спины и чувствую, как он напрягается сильнее.

Интересные реакции у него, как у человека, всегда готового отразить удар в спину.

Обнимаю Вадима и утыкаюсь лицом промеж его лопаток, вдыхаю остропряный аромат его тела, который сразу же действует на меня подобно афродизиаку.

Резко разворачивается, обнимает меня и притягивает к своей груди, а слушаю мерный стук его сердца и сожалею…

Сожалею о том, что у нас с Царевым все так произошло, что он не пришел на наше свидание… Все у нас могло бы быть иначе… Но в нашу историю с Вадимом вклинился Станиславский и упек Вадима в тюрьму, и сейчас… пытается воплотить в жизнь свои планы…

Наконец, поднимаю голову и говорю Вадиму со всей серьезностью:

– Я вернусь в дом и открою сейф. Заберу документы. Петр считает, что утром я приняла все его предложения благодаря угрозам лишить меня всего и упечь в психиатрическую больницу. Он хочет отнять у меня все самое дорогое. Угрожает лишить детей… Он монстр в человеческом обличье, но этого монстра можно обыграть…

– Нина, – сжимает меня сильнее, – даже думать не смей возвращаться к нему!

– Не к нему, Вадим, а в наш дом, и то только для того, чтобы прихватить документы, там сейчас ремонт, а Станиславский слишком ценит свой комфорт и покой, скорее всего, дома он не объявится и снимет номер в отеле… – прикусываю губу и говорю с льдом в сердце, – или у своей любовницы… так что шанс у меня есть…

– Мне не нравится то, что ты решила сделать, – выговаривает Царев.

Рядом со мной мельтешат несколько сотрудников службы безопасности Вадима. Только самые доверенные люди, на меня цепляют какую-то аппаратуру, как в фильмах про шпионов.

Мужчина в летах, с твердым взглядом демонстрирует мне малюсенькую кнопочку.

– Это средство связи. Его мы ставим в ухо.

Говорит и сопровождает свои слова действиями.

– Так вы будете с нами на связи. Мы будем курировать ситуацию и пояснять моменты. На вас прикреплен микрофон, а также мини-камера. Все будет видно и слышно, а также будет вестись запись. Обычная практика. Не переживайте. Мои ребята будут готовы вмешаться в любой момент. В любом случае защита у вас будет на высоком уровне.

Киваю, улыбнувшись суровому мужчине, который отходит от меня, и я встречаюсь взглядом с напряженными глазами Вадима.

– Мне не нравится то, что происходит, – выговаривает четко Царев.

– Другого шанса не будет, Вадим. Только сейчас. Мы все это понимаем, – отвечает ему высокий темноволосый мужчина в идеальном костюме.

Чеканные черты лица, нос с легкой горбинкой и волевой решительный взгляд. Друг Вадима. Кирилл Кристовский. Один из самых знаменитых адвокатов столицы. Знаю его. Мой муж его ненавидит. Называет лощенным ублюдком, который слишком высоко забрался.

А теперь я понимаю, что если мой муж кого-то недолюбливает, то значит, надо идти от обратного.

– Она лезет в пекло! – рявкает Царев и ударяет по столу кулаком так, что все, что там есть, подпрыгивает.

– Я взрослая женщина, Вадим, и это мое решение. Поможешь ты мне или нет, но я сделаю так, как решила, и не думай, что я иду на это только из-за тебя. Нет! Я делаю это ради своих детей и благополучия моей семьи!

Говорю и приподнимаю подбородок. Это правда. Так и есть, но есть и еще кое-что.