курсов был направлен на Туркестанский фронт, где воевал с басмачами. Хоть и являлся оперативным работником — уполномоченным 65-го, а затем 12-го кавалерийских полков, — фактически я ничем не отличался от других командиров и солдат — в сабельные атаки ходил вместе со всеми. Честно говоря, никогда не любил отсиживаться за чьей-то спиной, этим и горжусь. Зато всегда мог людям честно смотреть в глаза. Кроме того, очень боялся уронить звание чекиста. И так было всю жизнь: я этим званием всегда гордился и очень им дорожил.

В начале 1927 года, когда Туркестанский фронт прекратил свое существование, меня направили работать в Особый отдел Ленинградского военного округа. Долго там прослужить не удалось, хотя Ленинград мне очень понравился: уже на следующий год был я направлен учиться в Московскую высшую пограничную школу.

Должен сказать, что это было в тот период лучшее контрразведывательное учебное учреждение в стране. Преподавателями являлись виднейшие чекисты, которые участвовали в таких крупных операциях, как «Трест», «Синдикат» и другие. Например, лекции по основам контрразведки читал на моем курсе А. Х. Артузов, виднейший теоретик и практик советской контрразведки.

Когда началась война, я работал в 3-м управлении Наркомата обороны и занимал должность начальника отдела, который курировал все высшие военные учебные заведения страны. Вызвал меня к себе Мехлис, начальник Главного политуправления, вручил документы.

— Поезжай, — говорит, — к Буденному, будешь у него начальником 3-го отдела.

Это означало, что я должен был возглавить военную контрразведку Юго-Западного направления, которое возглавлял маршал С. М. Буденный. Дали мне в помощь шифровальщика. С ним на разведывательном самолете Р-5 я и прилетел под Полтаву, где располагался штаб Буденного. Там началась моя фронтовая жизнь.

Должен сказать, что была эта жизнь, особенно в первые месяцы войны, ох какой нелегкой. Сейчас тяжело и не совсем удобно об этом вспоминать, но подразделение контрразведки всего Юго-Западного направления первоначально состояло… из двух человек — из меня да шифровальщика. Мне сказали: на месте разберись, подбери себе работников… А из кого подбирать, если специалистов не было совсем? В общем, неразбериха царила несусветная. Правда, в составе Юго-Западного и Южного фронтов, которые входили в Юго-Западное направление, военная контрразведка была, я являлся прямым ее руководителем, но непосредственно мне не подчинялся почти никто. Это был, конечно, нонсенс. Вышел из положения тем, что набрал несколько человек из местных территориальных органов — они все равно эвакуировались.

Далее события разворачивались трагически. В сентябре немцы несколькими танковыми клиньями пробили нашу оборону, окружили основные силы Юго-Западного фронта. При выходе из окружения тысячи людей погибли. В том числе командующий фронтом Кирпонос, почти весь Военный совет, начальник Особого отдела фронта Михеев.

В Ахтырке, где расквартировался штаб, я сформировал из вышедших из окружения чекистов свой Особый отдел. Эти мои офицеры и вошли почти все в будущий Особый отдел Сталинградского фронта. Боевые были ребята, обстрелянные. А тогда, в Ахтырке, представил всех к наградам. До сих пор храню фотографию, где сидят награжденные, только что вышедшие из окружения чекисты с членом Военного совета Юго-Западного направления Н. С. Хрущевым и С. К. Тимошенко, командующим направлением. Жалко только, что меня среди них нет: не мог же я сам себя к награде представить. Хотя сфотографироваться, конечно, с ними можно было, чего уж там.

Потом опять мучительный, длиной еще почти в год путь отступления: Харьков, Воронеж, Ростов-на-Дону… До самого Сталинграда. Постоянные тяжелые бои, потери боевых товарищей… Постепенно, но все же удавалось создавать условия для контрразведывательной работы в тех экстремальных условиях. Начиная с Харькова мы стали серьезно и системно проводить оперативную работу в тылу, как в своем, так и в немецком, выявили нескольких вражеских агентов среди военнослужащих, выходящих к нам из окружения. Примерно тогда же занялись формированием и заброской во вражеский тыл партизанских отрядов. Кстати сказать, мне лично довелось участвовать в комплектовании, подготовке и переброске через линию фронта партизанского отряда знаменитого разведчика Героя Советского Союза С. А. Ваупшасова. Прибыл он ко мне из Москвы с небольшой группой опытных и умелых чекистов, а отряд мы ему сформировали под Воронежем зимой 1942 года. Оттуда он и пошел по немецким тылам в Белоруссию…

С лета 1942 года началось сражение за Сталинград, и я был назначен начальником Особого отдела Сталинградского фронта.

— Дайте, пожалуйста, свою оценку роли чекистских органов в Сталинградском сражении.

— В этом вопросе, как, вероятно, ни в каком другом, мне трудно быть до конца беспристрастным, ведь я лично эти органы и возглавлял. И все же, если уж быть сугубо объективным, я могу сказать совершенно однозначно: чекисты внесли очень большой вклад в дело разгрома немецких войск под Сталинградом.

Во-первых, необходимо воздать должное их роли в чисто военном отношении. Я всегда стремился поставить дело так, чтобы мои подчиненные не отсиживались по штабам да по тылам, а всегда, в самой боевой обстановке находились среди воинов тех подразделений и частей, которые они курировали. Только в бою можно по-настоящему узнать человека, и люди начнут уважать тебя лишь тогда, когда они убедятся, что сам ты не трус. Я столкнулся с этой человеческой особенностью еще в Гражданскую, когда, будучи молодым чекистом, сам ходил в атаки на басмачей. Чекисты живые люди. Так же как и другие солдаты Великой Отечественной, они нередко гибли на полях сражений. Немало полегло их и под Сталинградом.

И наша совесть перед участниками того грандиозного сражения чиста.

Мы всеми силами старались хоть как-то воодушевить людей. Помните, был в Сталинграде дом, защитники которого под руководством сержанта Павлова выстояли в самое суровое время, отбили все вражеские атаки? Честь и слава этим воинам! Не все, однако, помнят, что был еще дом, тоже выстоявший во время самых ожесточенных уличных боев. Это было здание бывшей водолечебницы. В ее подвале размещался Особый отдел Сталинградского фронта. Штаб фронта, а после его перебазирования на левый берег Волги — штаб 62-й армии (командующий Чуйков) располагались, как известно, на высоком волжском берегу, под сорокаметровой его толщей. Мы могли бы разместиться там же и быть в безопасности. Но мы остались в городе, вместе с его защитниками жили и работали там под обстрелами и бомбежками в условиях постоянного боя. Я уверен, что это оказывало на участников Сталинградского сражения воодушевляющее воздействие, ведь люди рассматривали это так: если Особый отдел, который знает обстановку лучше, чем другие, не уходит из города, значит, обстановка эта не так уж и плоха. Мы-то, конечно, знали, что положение временами складывалось совершенно