Готовился сняться с места и штаб полка. Для него уже подыскали новое место, в другом селе. Там школа хоть и была, но маленькая и не подходила под размещение всех людей и оборудования. Зато штабной работник присмотрел под это дело бывшую церковь, которую, согласно распространённой в то время поговорке, переделали в клуб. Всё имущество, от радиостанций и до полкового самовара со школьными мелками, уже погрузили в кузов грузовика-трёхтонки. Впрочем, одна группа связистов и приготовленная для их отхода гужевая повозка оставались на месте: на окраине населённого пункта в ожидании подхода противника ими оборудовался очередной передовой наблюдательный пункт.

На конечную точку своего маршрута прибыли и развернулись самые дальнобойные пушки третьего дивизиона, их берегли для решающего этапа отхода с последующим прорывом. Полк потерял уже две трети своей огневой мощи, но оставался великолепно организованной и грозной боевой силой, которой по-прежнему требовались глаза и уши в лице артиллерийской разведки.

Незадолго до своего убытия начштаба Сабурин имел краткий телефонный разговор с полковником Молодцовым, в котором было доложено о потере связи с группой «Одиссей». В ответ был получен строгий приказ ничего не говорить Кате о произошедшем. Но он в момент своей отдачи стал бесполезным, поскольку за спиной комполка стоял не кто иной, как старший сержант Журавлёв. Его вызвали, чтобы переназначить на должность командира одного из орудий третьего дивизиона: ведь он в действительности был лучшим в своём деле. А поскольку тамошние пушки отличались от его покойной «шестидюймовой дурынды» только более длинным стволом меньшего калибра и во всём остальном были ей идентичны, то все навыки и умения товарища Журавлёва могли быть применены с максимальной эффективностью.

Это Григорию Фёдоровичу было великолепно известно, зато о его поползновениях касательно Кати комполка ничего не знал.

Чуть позже старшему сержанту было приказано прибыть совместно с полковником Молодцовым в штаб своей части, в ту самую церковь-клуб. Командиру полка нужно было своими глазами оценить его состояние, прежде чем вернуться к руководству всеми окружёнными подразделениями. А тощему краснобаю поставили задачу встретить и сопроводить к огневой позиции грузовой автомобиль с выстрелами для своей новой пушки. Эта машина из-за распутицы сильно задержалась в пути, её вытаскивали на буксире трактором. Видимо, что-то при этом сделали грубо, и неприятности продолжились: трёхтонка вскоре окончательно сломалась, а её груз со всеми мерами предосторожности пришлось перегрузить на прицеп за тихоходным трактором «Сталинец-65». В результате старший сержант Журавлёв задержался у церкви настолько, что сначала встретил прибывшего на более быстрых автомобилях начштаба Сабурина и всю его свиту. В её составе была и Катя, тут же занявшаяся подготовкой рабочих мест для артиллеристов-управленцев, используя подходящую клубную утварь в бывшем храме — столы, стулья, скамьи. Заметив её, «змей-искуситель» решил рискнуть в самом наглом ключе. Он позвал девушку через царские врата за иконостас, на котором теперь вместо образов святых и Спасителя красовались плакаты с Лениным и прославляющие СССР в разных сферах политической и общественной жизни. Нисколько не сомневаясь, он начал свою комбинацию, заявив:

— Твой Александр вчера был убит, слышал от самого комполка. Пал геройски, как советский солдат, вечная ему память! Как отбой дадут, приходи ко мне в третий дивизион, помянем его как следует!

План Журавлёва был сколь коварен, столь и прост. Он действительно собирался это сделать, благо качественный медицинский спирт у него всегда имелся для служебно-технических надобностей. Водным раствором этанола протиралась оптика панорамы для удаления неизбежных в процессе эксплуатации прибора жировых бляшек от случайных прикосновений рук к объективу, а также осевших на нём следов сгоревшего пороха от интенсивной стрельбы. Спасши этот прибор на пару с формуляром ныне взорванной гаубицы-пушки, старший сержант не забыл прихватить с собой и бутыль с жидкостью превеликой на фронте и в тылу ценности. Впрочем, для внутреннего употребления она предусматривалась только в самых-самых архиважных случаях, наподобие планируемой «спецоперации».

Под сурдинку, на волне печали по «погибшему» Саше и после предполагаемого употребления Катей алкоголя соблазнитель вполне рассчитывал добиться успеха, «по обоюдному согласию сторон и без какого-либо принуждения». Он полагался на свой успешный опыт в такого рода делах и до, и после начала войны. Тощий и длинный Журавлёв, хоть и умел очень красиво и убедительно говорить, но фотогеничной внешностью не обладал, а потому в душе страшно завидовал Илье Самойлову. Тот с физиономией прямо как с афиши кинофильма, гармонью, лихой пляской и без помощи «зелёного змия» сразу же достиг того, на что ему требовалась долгая подготовительная работа, иногда с изощрёнными хитростями.

Кроме того, помимо чисто мужских устремлений, в разуме старшего сержанта засела одна мысль карьеристской направленности. Кате явно благоволил сам полковник Молодцов, причём именно как родственник. На «походных жён» старших и высших командиров «змей-искуситель» насмотрелся уже достаточно, старался держаться от них подальше, да и другим это советовал. Тут же явно была иная ситуация, поэтому, раз втеревшись в доверие к девушке, можно было в дальнейшем рассчитывать на протекцию по службе. Глядишь, и треугольники в петлицах кубиками станут. Но, зная, как она относится к этому Полухину, следовало не говорить о нём ни единого плохого слова. Пусть для неё он так и останется героем на небесах, а с утешением Кати на земле этой грешной Журавлёв намеревался успешно справиться сам. Только этот наиковарнейший план рухнул с едва начавшимся его исполнением.

От известия о гибели Саши девушке стало плохо, она попыталась опереться рукой на стоявший в алтаре столик, но промахнулась и упала бы, если бы не молниеносная реакция «змея-искусителя». Старший сержант Журавлёв тут же метнулся к главной персоне полка по медицинским делам — военврачу второго ранга Зое Леонидовне. А она как раз обсуждала с полковником Молодцовым детали вывоза больных и раненых как можно ближе к месту планируемого прорыва — хватит ли топлива у санитарных машин, помогут ли стрелковые подразделения дополнительным гужевым транспортом? Поначалу соблазнитель было выкрутился: «Понятия не имею в чём тут дело!», но кратковременный обморок у Кати быстро прошёл, и она впрямую спросила комполка о судьбе Саши и рассказала ему о «поминках». Григорий Фёдорович её несколько успокоил, сказав, что с его группой только пропала связь, а это случается при довольно частых неисправностях радиостанций. Затем, поняв всю подоплёку действий Журавлёва, вызвал его к себе:

— Ну что, жеребец, Дон Жуан хренов! Первое и последнее тебе предупреждение: услышу о таком ещё раз, так вызову ветврача, и он с Зоей Леонидовной из тебя мерина сделает! А в документах всё оформим в лучшем виде, знаешь, ранения на фронте разные бывают… И будет у тебя потом рвение только служебным! Усёк?! Свободен, занимайся порученным тебе делом!

Полковник не особо осуждал подобного рода дела: люди есть люди, а на войне, когда каждый день может стать последним в жизни, желание парня или мужчины уединиться с симпатичной девушкой или женщиной порой становится таким нестерпимым. Ему был известен не один генерал, павший жертвой такого рода страстей, так что же говорить о подчинённых, когда такое поведение командиров на виду? И если двое без ущерба для службы найдут по обоюдному согласию такой момент, то пусть будут счастливы хотя бы на это время. В противном же случае за это следовало наказывать, и наказывать сурово. Но поскольку сейчас урон дисциплине и боеспособности оказался практически нулевым, можно было обойтись только угрозой: Журавлёв умён, а потому больше к Кате приставать не будет.