Оплата за работу была мизерной и почти не влияла на текущий счет, заведенный на меня в агентстве, куда вносилась плата за общагу, крошечная еженедельная стипендия, стоимость печати моих фотографий — то есть все расходы, которые мы должны были оплачивать, но мне тогда показалось, что я наконец начну оправдывать свое содержание и мне будет что показать за то время, что я уже здесь провела. Начало положено!

Я ушла в ванную и с улыбкой посмотрела на себя в зеркало. Это был один из тех редких дней, когда, вдали от оценивающих глаз директоров по кастингу и презрительных взглядов соперниц-моделей, мне понравилось то, что я увидела. Я скинула пижаму и оглядела себя в полный рост в большом зеркале на двери ванной. Мне показалось, что никогда прежде я не выглядела такой красивой, сексуальной и желанной. Я ущипнула себя выше бедра, чтобы убедиться, что ухватить там не за что. Точно. Ну разве что совсем чуть-чуть. Я была настолько охвачена восторгом, что выскочила из ванной голышом, чувствуя себя легкой как перышко. В эту секунду как раз появилась Кайли. Выглядела она шикарно, когда отправлялась на смотрины и кастинги, сбросив свою «коктейльную» униформу.

Австралийка удивленно вскинула бровь, улыбнулась и огляделась, не прячется ли за диваном какой-то парень, застигнутый врасплох.

— Привет, солнышко! — хихикая, сказала она.

Я покраснела, осознав, что-стою перед ней совершенно голая.

— Ой! — Я нырнула в ванную и снова вышла оттуда, но уже в пижаме. — Я получила работу! — выпалила я новость. — Небольшую, но все-таки!

Кайли взвизгнула, и мы кинулись обниматься. Позабыв о конкуренции, мы впервые повели себя как обычные девчонки, позволив взять верх нашим лучшим чувствам. Думаю, нас обеих захлестнула волна подросткового оптимизма и дурашливости, простодушия и надежды, всех тех чувств, о которых мы забыли, каждый вечер в клубах изображая из себя пресыщенных супермоделей. Но волна отхлынула, оставив меня на том месте, где я и была, — в общаге для моделей, у двери спальни в пол квадратных фута, а впереди меня ждала унылая череда открытых кастингов. И все же был шанс, пусть небольшой, что я чего-то добьюсь.

До съемки оставалось четыре дня, и я собиралась выжать из них все возможное. Еще раз урезав количество калорий, я решила, что с меня вполне хватит одного обеда, состоящего из комка риса размером со Светланин крошечный кулачок, даже еще меньше, под паровыми овощами (я даже специально выскоблила кастрюлю, чтобы на дне не осталось ни капельки жира от предыдущей домашней стряпни Дженетт, и только тогда бросила в нее овощи). Несмотря на возражения Светланы, я перестала таскаться с ней по клубам каждый вечер, хоть она и обещала встречу с «самым клевым» парнем, который якобы меня там ждет. Мне не хотелось расплыться и разбухнуть от алкоголя, когда настанет решительный день, превратившись в этакую Зефирную женщину, подходящий персонаж для фильма «Охотники за привидениями-3», если все-таки его решат снять.

Кстати, о парнях: Светлана начала обо мне волноваться, так как я не проявляла большого интереса к тем многочисленным мужским особям, которые фактически прислуживали нам каждый вечер, — от двадцатилетних певцов из заезжих перспективных групп до пожилых финансистов, способных купить целиком весь клуб, в котором мы сидели, и еще осталось бы наличных до конца жизни. Как-то однажды во время попойки в «Розовом слоне», когда целая стайка моделей помогла смазливому парню, снимавшемуся для Guido, прикончить три бутылки водки «Grey Goose», Светлана повернулась ко мне с серьезным видом.

— Ты не любить мужчина? — спросила она с каким-то хитрым прищуром, словно в глубине души надеялась, что дело обстоит именно так— Светлана знать любовь для тебя.

И она указала на потрясающую девушку, совсем молоденькую, которая приехала из Испании; Светлана знала ее по клубной компании. Испанка не сводила с меня глаз — очевидно, Светлана все спланировала заранее — и, открыв рот, слизнула языком каплю водки с губ, грозившую скатиться на подбородок.

— Нет-нет-нет-нет, ты все неправильно поняла, Светлана, — поспешила я заверить русскую, слегка запаниковав от того, что юная испанка соблазнительно и пылко смотрела то на мое лицо, то на грудь. Я взяла салфетку и вытерла Светлане нос, пока никто не заметил белого порошка на ее ноздрях. — Дело не в этом, я просто должна думать о своей, хм, карьере, — сказала я убедительно даже для самой себя.

— Уже немного другой? — поинтересовалась она.

— Что?

Хотя обычно мне удавалось расшифровывать ее своеобразный английский, на этот раз я не сумела подобрать кода к ее русско-английскому шифру. Все равно получался какой-то бред.

— Уже немного другой?! — повторила она.

Тут до меня дошло, что она имеет в виду, не появился ли у меня кто-то другой.

— Нет… давай не будем об этом, — сказала я, прикладываясь к своей клюквенной водке и думая, что, возможно, Светлана не так далека от истины.

Я давно пыталась прогнать из души растущую влюбленность в отсутствующего Робера.

Русская совсем захмелела, твердо убежденная, что она открыла какой-то огромный секрет. Если бы она только знала…

— Светлана знать! Хизер иметь немного другой! Что не так? Он старый?

Она рассмеялась, словно только что рассказала самый смешной анекдот в мире, и, крепко вцепившись в меня, уткнулась мне в ключицу, продолжая хихикать от пьяной кокаиновой радости.

Испанка ревниво на нас посмотрела.

На диване в позе зародыша лежала известная южноамериканская модель из другого агентства и, закрыв лицо, пьяно всхлипывала. А еще она раскачивалась.

— Я хочу домой, домой, — стонала девушка. Непонятно, что она имела в виду — ее теперешнюю городскую квартиру или барак в Бразилии, из которого ее вытащило известное агентство. — У меня кастинг, я должна…

Она не договорила, а неожиданно растянулась на черном кожаном диване, свесила голову, и ее вытошнило. Избавившись от выпитого за ночь шампанского и водки, она села прямо и утерла слюну с пухлых губ тыльной стороной ладони. Лицо ее было пепельного оттенка, и я засомневалась, что ей удастся за шесть часов вернуть себе к кастингу прежнюю привлекательность, разрекламированную в бесплатных листовках.

— Воды, — прохрипела она.

Светлана смешала в стакане большую порцию водки с содовой и вручила девушке.

— Спасибо, — пробормотала та, не открывая глаз.

Она жадно опустошила стакан, видимо даже не заметив разницы.

Русская мне подмигнула.

— Светлана иметь тот же кастинг завтра!

Она пронзительно расхохоталась и пустилась в пляс, забыв о последней сенсации — что у меня «уже немного другой».

Однако вечер накануне моей съемки расставил все по своим местам.

Днем я совершила долгую прогулку по центру, закутавшись в зимнее пальто из «Н&М»,[28] хотя я всем говорила, что оно от Mark Jacobs. Если не присматриваться и не щупать ткань, то моя ложь была вполне правдоподобной, как я полагала. Поздняя осень постепенно переходила в зиму, ранним утром за окном пролетели даже две снежинки, словно высланные из Арктики на разведку, все ли в порядке в Нью-Йорке. В животе заурчало, когда я пересекала парк на Вашингтон-сквер, минуя группки студентов и пару мазохистов хиппи, игравших на ледяном холоде без рубашек в хэки-сэк.[29] Я сунула в рот кусок жвачки без сахара и принялась жевать, чтобы заглушить голод, — до съемки оставалось меньше восемнадцати часов.