— Меня восхищает твоя заботливость, Кэтрин! Можно подумать, что Джули родила ты, а не Селеста.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, милорд. — Он резко повернулся, и она невольно вздрогнула, увидев его разгневанное лицо.

— Боже правый! — почти выкрикнул он прямо ей в лицо, даже не пытаясь отстраниться. — Я был уверен, что ты относишься ко мне более дружелюбно. Если не ночь, то сегодняшнее утро давало мне право так думать!

В его голосе звучало презрение.

— Фрэдди, — воскликнула Кэтрин, протягивая к нему руки, — в чем ты меня обвиняешь?

— Фрэдди… О Боже! — произнес он, обращаясь к потолку, будто там и находился всемогущий Бог. — Наконец-то она соблаговолила назвать меня моим именем! Почему именно сейчас, Кэтрин?

— Ты же сам просил меня об этом, — пролепетала она, заикаясь, проклиная свою растерянность и нервозность перед его презрительным и гневным взглядом.

Чуть поколебавшись, она сделала робкий шаг к нему, но Фрэдди лишь скривил губы в язвительной улыбке.

— Почему ты не сказала мне о ее недостатке? — В комнате наступила зловещая тишина. Кэтрин могла поклясться, что слышала даже, как падают за окном снежинки. Тиканье часов за стеной напоминало чуть ли не удары грома, а собственное дыхание отзывалось в ушах гулким эхом.

— Это несущественный недостаток, — прошептала она, опустив глаза.

Ответ окончательно вывел его из себя.

— Не такой незначительный, Кэтрин! — почти прошипел граф колючим и хриплым голосом. — У нее перепонки между пальцев!

— Малышка в этом не виновата.

Фрэдди вновь поднял глаза к потолку.

— Не имеет значения, кто в этом виноват…

— Я не желаю слышать еще и от тебя, что это из-за того, что она рождена в грехе! — перебила графа Кэтрин, понимая, что делать это сейчас весьма опасно, но она не могла не защитить ребенка. — Я никогда не слышала подобного идиотизма. Нора боится смотреть на малютку, считая, что это — проклятие дьявола. Миссис Робертс говорит, что это знак Господней немилости. Я просто не перенесу, — она даже топнула ногой, — если и ты скажешь какую-нибудь подобную чушь!

Граф стоял лицом к окну и смотрел на небо, словно ожидая ответа на свои вопросы. Но с высоты лишь падал снег: снежинки кружились в воздухе и медленно опускались на землю, покрывая белым ковром лужайку перед домом.

— Может, ты еще напомнишь мне о слухах, утверждающих, что даже над домом Плантагенетов висело такое же проклятие? — произнес он. — Я бы гроша ломаного не дал за это. Очевидно, что ребенок, живущий в детской наверху, необычен.

— Джули не уродка, — сказала Кэтрин тихим, но осуждающим голосом. — Это ты странный человек. Ведь это твоя дочь! Разве можно осуждать ребенка только за то, что ее пальцы не такие, как у всех?

Кэтрин пристально смотрела на спину графа. Конечно, она знала о недостатке Джули и всячески пыталась скрыть его от посторонних глаз. Она всегда надевала на Джули рубашечки с длинными, завязывающимися внизу рукавами. Перепонки между пальчиков девочки были едва заметны. Конечно, этот недостаток доставит ей немалое огорчение, когда она станет девушкой. Но его всегда можно будет скрыть с помощью перчаток. В любом случае это не причина считать Джули уродкой.

— Ты заключила плохую сделку, — проговорил Фрэдди, нервно проведя пальцами по черным волосам. — Ты забралась ко мне в постель совершенно напрасно. Я бы и так с радостью оставил Джули с тобой. А теперь можешь — с моего благословения — научить ее называть тебя мамой и забирать ее. Я, конечно, дам тебе немного денег, но когда они кончатся, не вздумай обращаться ко мне. Бедная Кэтрин, тебе не повезло: Вильямс оказался слишком пунктуальным.

— Более безрассудных вещей я никогда не слышала! — выпалила Кэтрин, подбоченившись.

Она теперь и сама была разгневана не менее графа.

— В нашем роду не было сумасшедших, — голос Фредди звучал зловеще-спокойно. — Но среди родственников Селесты они, видимо, имелись. Не зря они подкинули мне ее неудачное произведение.

Он сухо, невесело рассмеялся. Кэтрин почувствовала как от этих слов тяжелеет ее голова.

— Все должно быть превосходным у высокородного графа, так, Фрэдди? Ты должен иметь только чистокровных лошадей, безупречных детей и целомудренных любовниц? Тебе повезло, что ты имел в жизни лишь самое лучшее. Ты не способен на сострадание. Как это ты еще решил переспать со мной, узнав, что я не девственница! Я должна поблагодарить тебя за милосердие?

Кэтрин резко повернулась и, не слушая его ответа, вышла из библиотеки. Как глупо она поступила, упрекала себя Кэтрин позднее. Кто еще, кроме дуры, желая прикоснуться к мужчине, бросит ему в лицо подобные слова? Но, с другой стороны, куда же делся нежный любовник, милый, улыбающийся человек, с которым она рассталась сегодня утром? Это был другой человек, с напряженными плечами, с покровительственным тоном.

Кэтрин поднималась по лестнице, вся кипя от гнева, не уступающего графскому. Она прошла в детскую, вырвала из рук Сары Джули и отнесла девочку в свою комнату. Она пробыла там не более тридцати секунд. Взглянув на остатки вчерашнего ужина на столе, она замысловато выругалась. Это выражение она однажды слышала у одного из конюхов. Кэтрин посмотрела на милое, улыбающееся лицо Джули и упрекнула себя в несдержанности. Джули не виновата, и незачем тащить ее вниз и использовать как доказательство в споре с графом. Да и ее отца она сейчас совершенно не хотела видеть. В этом мавзолее не найдется ни одной комнаты, кроме ее спальни и детской, где она могла бы укрыться с шестимесячным ребенком. Большинство помещений либо закрыты, либо не отапливаются. Не хватало теперь еще и простудить ребенка! В конце концов Кэтрин взяла Джули и вернулась в детскую. Она отправила восвояси совершенно сбитую с толку Сару, уселась с малышкой в кресло-качалку и, вытянув вперед ноги, принялась в раздражении раскачиваться.

— Твой отец — идиот, — сказала она радостно заагукавшей малышке.

Ничего, граф наверняка раскается в своей глупой выходке, если у него есть хоть немного ума в голове и любви в сердце. Разве можно придавать серьезное значение тому, что пальчики этого крошечного создания соединены тоненькой пленкой кожи? Никакое это не Божье наказание. Разве может Господь наказывать ребенка за грехи родителей? Девочка такая славная и обещает стать симпатичной и доброй девушкой. И в том, кто ее отец, нет ни малейших сомнений. Глазки Джули меняют цвет с каждым днем, и через несколько месяцев станут такими же зелеными, как у него. Ее крошечный носик — совершенная копия отцовского. Он сам может убедиться в этом. Но для графа важно только одно: его дочь должна быть безупречна. Неужели он способен отказаться от своей дочери, потому что она отличается от других?!

Дурость!

К кому относилось, это последнее ругательство: к графу или к ней самой, — Кэтрин и сама не понимала.

Большая часть полученного за полгода жалованья лежала у нее в сумочке. Надолго этих денег не хватит, но если она будет бережливой, этого вполне достаточно, чтобы добраться до родного Донегана и прожить там зиму. И хотя дом уже ей не принадлежит, люди в деревне ее еще помнят и многие с радостью предоставят кров. А что делать весной? Гувернантка с ребенком на руках никому не нужна. Что она умеет? Играть на фортепьяно и на арфе, танцевать, разговаривать по-французски. Да еще, как выяснилось, она весьма страстная любовница. Не сделаться ли ей дамой полусвета? Кэтрин впервые после разговора в библиотеке стало весело. Кэтрин Энн Сандерсон, разорившаяся дочь сэра Роберта Артура Сандерсона и Лизетт де Бурланж Сандерсон из замка Донеган, рада уведомить всех и каждого в отдельности о своем новом призвании — великолепной куртизанки, готовой составить компанию отправляющимся на вечеринки, маскарады и балы. Бегло говорит по-французски и знает музыку, в других видах искусств некомпетентна, но вполне может поддержать светскую беседу, снисходительна к мужским слабостям и великолепна в постели.