Григорьевна постаралась по памяти зафиксировать интонации, с которыми ее муж произносил ключевые строки этого стихотворения, выделив курсивом (в автографе подчеркиванием) расставляемые им смысловые акценты:

Угль пылающий огнем он.

Глаголом жги сердца людей. <…>

И вырвал (как можно резче) грешный мой язык.[195]

О выступлении Достоевского на очередном литературном вечере — вновь в пользу Славянского благотворительного общества, состоявшемся 10 декабря в зале Благородного собрания, нам известно лишь по газетному объявлению. Можно только пожалеть, что не обнаружены, как в ряде других случаев, отчеты газетных обозревателей, в которых были бы сообщены подробности состоявшегося чтения. Умалчивает о нем в своих мемуарах и А. Г. Достоевская. А вечер этот был совершенно не похож на другие. Он целиком был посвящен русской драматургии — от Тредиаковского до Островского, из пьес которых читалось по нескольку сцен. Наряду с Достоевским в этом вечере принимали участие И. Ф. Горбунов, О. Ф. Миллер, К. К. Случевский, Н. Ф. Сазонов, А. И. Незеленов и чтец, скрывший свое имя за криптонимом А. Н. П…нъ.[196] Достоевский, судя по программе, должен был выступать в этот вечер трижды. После нескольких явлений из пьесы императрицы Екатерины II «О время!» в исполнении А. Незеленова в программе следуют четыре явления из комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль» и два явления из комедии «Бригадир» с пометой в скобках, что читать их будет Достоевский. Затем идут четыре явления трагедии В. А. Озерова «Дмитрий Донской» в чтении Миллера, и опять объявлен Достоевский с шестью явлениями из 4-го действия «Горя от ума». Трудно представить, как писатель мог выдержать такое напряжение, но вслед за чтением Случевским сцены из пушкинской «Русалки» в программе стоит сцена в Чудовом монастыре из «Бориса Годунова» — вновь в исполнении Достоевского. Даже странно, что профессиональные актеры, например Горбунов или Сазонов, выступали по одному разу (первый читал два явления из трагедии В. К. Тредиаковского «Деидамия», второй — явление из гоголевского «Ревизора»), а слабогрудый, задыхающийся Достоевский — такой колоссальный объем сложного драматического текста. Кроме него, только О. Ф. Миллер должен был выступать тоже трижды (помимо упомянутого Озерова, он обозначен в программе как чтец двух действий из комедии А. П. Сумарокова «Опекун» и монолога из «Театрального разъезда» Гоголя) — и более ни один участник вечера не назван даже дважды (таинственный А. Н. П…нъ должен был читать из комедии Островского «Бедность не порок»). Конечно же, это был праздник отечественной драматургии! Но даже страшно становится за Достоевского, когда знакомишься с этой программой!

В воспоминаниях дочери писателя содержится свидетельство, что именно в последнюю зиму отец особенно часто читал им с братом Федей «Горе от ума», особо выделяя роль Репетилова. «Достоевский так увлекся, читая и объясняя нам эту комедию, — сообщает мемуаристка, — что ему захотелось самому сыграть Репетилова, как он его понимает. Он поделился этим желанием с друзьями, и те предложили устроить у себя домашний спектакль и сыграть последний акт бессмертной комедии Грибоедова. <…> Отец не собирался выступать перед публикой, пока как следует не подготовится…»[197] Явления с 4-го по 9-е из последнего действия «Горя от ума», которые, согласно программе, Достоевский должен был читать на вечере 10 декабря в зале дома Елисеева, — это как раз диалоги Репетилова с Чацким, Скалозубом и Загорецким. Нет сомнения, что инициатива в выборе этих сцен для чтения принадлежала не кому-то из организаторов вечера, а, конечно же, самому писателю. И его усиленная подготовка к этому чтению дома запомнилась одиннадцатилетней дочери как намерение Достоевского сыграть роль Репетилова в каком-то домашнем любительском спектакле…

Как знать, может быть, в дальнейшем и удастся найти мемуарные или какие-то иные свидетельства об этом литературном чтении. Если оно состоялось, — а у нас нет оснований предполагать иное, — то для нашей темы важно подчеркнуть: вечер 10 декабря 1880 г. — это последнее выступление Достоевского в зале Благородного собрания в доме Елисеева на Невском проспекте у Полицейского моста. И одно из трех последних публичных выступлений в его жизни…

Подвески из Английского магазина

Дом № 16 по Невскому проспекту на углу Большой Морской улицы — один из наиболее часто упоминаемых в связи с художественной литературой. Наверное, самый известный случай — исторический роман Булата Окуджавы «Путешествие дилетантов», прототипы героев которого тесно связаны с этим домом. Правда, у Окуджавы художественная топография изменена и не соответствует историческим реалиям Петербурга. Но в действительности именно в доме № 16 жила до замужества Лавиния Жадимировская (в романе — Ладимировская). Здесь, у дома матери (а не из Гостиного двора), произошло ее похищение товарищем князя Сергея Трубецкого штаб-ротмистром Федоровым (в романе, соответственно, — князь Сергей Мятлев и отставной поручик Амилахвари). Сюда же, а не в дом супруга была привезена (и оставлена под расписку матери) юная беглянка, когда Лавиния и князь Сергей были, по личному распоряжению самого императора Николая Павловича, настигнуты в порту Редут-Кале на Черном море и из Тифлиса под охраной препровождены в Петербург.

Не однажды упоминается этот дом и комментаторами произведений Достоевского.

Четырехэтажный особняк на углу Невского проспекта и Большой Морской улицы, построенный в стиле раннего классицизма по проекту зодчего А. В. Квасова, стоял на этом месте с 60-х гг. XVIII в. В 1832 г. ряд перестроек здания осуществил архитектор П. Жако. В обновленном виде, с пилястрами коринфского ордера в верхней части фасада, дом запечатлен на акварели В. С. Садовникова, исполненной для знаменитой «Панорамы Невского проспекта». Таким его увидел и Достоевский, приехавший в Петербург в 1837 г. Тогда дом принадлежал генералу от кавалерии графу Дмитрию Васильевичу Васильчикову, егермейстеру Двора Его Императорского Величества.

Малая Миллионная (Большая Морская улица). Фрагмент панорамы Невского проспекта. Литография И. А. и П. С. Ивановых по рисунку В. Садовникова. 1835

С последней четверти XVIII в. в доме Васильчиковых[198] размещался знаменитый на весь Петербург Английский магазин, переведенный сюда в 1786 г. с Галерной (ныне Английской) набережной. С 1815 г. (тогда адрес дома был: 1-й Адмиралтейской части, 1-го квартала, № 61) он принадлежал купцам 1-й гильдии Константину Никольсу и Вильяму Плинке. И в дальнейшем, в 1860-е гг., которые в связи с Достоевским для нас особенно интересны, когда у магазина будут уже другие владельцы, торговля в нем по-прежнему будет вестись под фирмой «Никольс и Плинке». В 1860-е гг. хозяином Английского магазина был купец 1-й гильдии Роберт Кохун, ставший партнером торгового дома «Никольс и Плинке» еще в 1840-х (в 1870-е гг. он стал и владельцем всего дома).[199] Располагался Английский магазин со стороны Большой Морской улицы. По наблюдению Л. И. Бройтман и Е. И. Красновой, первоначально он находился на втором этаже.