— А вот это вы можете и у него спросить, — указала я на Сергея.

— С улицы, — подтвердил он с очумелой готовностью.

— Деньги, Геннадий, меня побудили. Серов платит мне. И, надо сказать, неплохо платит. Хотите, назову сумму?

— Нет необходимости, — отказался Житков. — Все понятно. Серов воспользовался помощью третьего лица. Постороннего, как он выразился, но заслуживающего доверия. Будь вы до конца его человеком, мы бы испытывали к вам предубеждение со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но позвольте узнать, с чего у него, у Павлина, и вдруг доверие к постороннему человеку? У Павлина, а?

— Для того чтобы поручить человеку привезти сюда документы, передать их вам, а потом вернуться с ними в Тарасов, большого доверия не требуется, оно вполне обосновано деньгами. Позвольте, однако, узнать, с какой стати вы меня допрашиваете? Что вам от нас нужно?

— Мы стараемся разговаривать вежливо, и это нам пока удается, — вставил слово Геннадий, и я вспомнила о том, как он обещал, что его парни вырвут из хвоста Павлина все перья себе на сувениры.

— Но я до сих пор не возьму в толк, зачем мне вообще надо участвовать в каких бы то ни было разговорах. Поймите меня правильно — я, как выразился Олег Владимирович в своем кабинете, гонец, и именно за это мне платит Серов, а участвовать в разговорах или переговорах — это обязанность дипломата. Превышать полномочия у меня нет ни желания, ни возможности, потому что не разбираюсь я в существе вопроса так, как это необходимо для его обсуждения.

— Убедительно, а? — одобрительно покрутил головой Олег, и Геннадий поддержал его:

— Ничего не скажешь. Хоть и по-женски многословно. Выспросить мы хотим, разузнать о тарасовских обстоятельствах. А надо нам это потому, что имеем подозрение, что Павлин сам организовал покушение на свою дочь, чтобы давить на нас, нас в этом обвиняя.

Сергей от неожиданности и возмущения вскочил, но под взглядами самарских, как под перекрестным огнем из автоматического оружия, опустился, сжавшись, на место.

— Вы знаете, Юлия, я готов заплатить вам за ваши ответы.

Тайм-аут. Я рассмеялась:

— Это деловой подход. Запрошу я недорого. Мне вдруг стало любопытно, чисто по-женски, что заставляет вас рассыпаться передо мной таким мелким бесом? Не один же факт покушения на дочь Серова. Так что делаю скидку на удовлетворение моего любопытства.

— А у этой женщины есть деловая хватка, — поделился Житков впечатлениями с Геннадием.

— Или актерские способности, — добавил тот и повернулся ко мне. — И какая сумма смогла бы вас заинтересовать?

Тайм-аут пора было заканчивать.

— Определите ее сами, чтобы потом не быть на меня в обиде. Ведь знаю я, мягко говоря, далеко не все и совсем не знаю, в какой степени мне удастся удовлетворить ваше любопытство.

— Тогда о сумме поговорим позже, — решил Житков проблему. — А теперь…

— А сейчас неплохо было бы промочить горло чем-нибудь горяченьким. Разговор легче пойдет, — перебил его Геннадий и посмотрел на меня с игривой лукавостью. — Хозяева не потчуют, давай мы их угостим. Послушай, милейший, — повернулся он к Сержу, притулившемуся на краешке кровати, — не в службу, а в дружбу, добеги до магазина, здесь, за углом, неподалеку и купи хорошего кофе. Деньги вот. Ну, душа просит! Сделаешь?

Сергей, растерявшись от неожиданности, чуть помедлив, поднялся.

— Да.

И, приняв от басовитого деньги, вышел, оставив меня наедине с правдоискателями.

— Правильно, Геннадий. — Олег тряхнул головой и пятерней быстрым движением поправил волосы. — Теперь Юлия сможет говорить без опасений, что ее слова дойдут до ушей Павлина. — Он двинул стул и сел рядом с басовитым, переставил ближе к себе небольшой кожаный кейс, не замеченный мною. — Что вы знаете о Серове, Юлия, и как к нему относитесь?

— Подожди-ка, Олег, дай слово немому. — Геннадий положил ему на плечо руку. — Знаете, Юлия, почему Серова Павлином прозвали? Нет, не за его аристократические манеры. Не только за них. Красив павлин, но голос его — как у черта болотного. От павлиньих песен в восторге не будешь и едва ли захочешь повторения на «бис». Точно так и у вашего Николая Михайловича. Он всегда таким был.

— Слушайте, Юлия, он правду говорит. — Житков оперся локтем о спинку кресла Геннадия. — Хотите, расскажу, как вся эта заваруха началась?

Вот уж не нужны мне были такие подробности. Но Олег, с увлеченностью больного, рассказывающего о своем недуге, приступил к делу раньше, чем я открыла рот, для того чтобы отказаться.

— «Альянс» вложил в работы по договору почти все свои капиталы, а когда увяз в деле по самые уши, Павлин предъявил нам ультиматум: или соглашаемся на более низкий процент с прибыли, или выбываем из дела. Вот как спел, петух райский! Тогда еще время не так давило, как сейчас, и в случае разрыва отношений с нами «Литер» вполне мог подобрать себе другого партнера и поручить ему построить другой склад в другом месте. У Серова козыри на руках крупные — все нити за бугор через него идут. Так что деваться нам вроде бы некуда было. Но, не будь дураками, мы крепко проволынили с ответом, а когда сроки поставки пробной партии зарубежного продукта стали видны воочию, попробовали спеть по-павлиньи. С кем поведешься, Юлия… Заявили, что бросаем работы, если «Литер» не уравняет наш процент с прибыли со своим. И Серов неожиданно для себя оказался в том же положении, в какое пытался поставить нас.

— Да! — хохотнул Коротков. — Павлин оказался между двух столбов: или дели доходы пополам, или оставайся с «вымытой шеей», теряй все, что вложил в дело. Правда, переборщили мы вгорячах — пригрозили отыграться на его домашних, если упорствовать станет. Зря, черт!

«Чертом» Геннадий громыхнул так, что звякнула ложечка в стакане на прикроватной тумбочке, и, оскалившись, в досаде двинул кулаком по подлокотнику кресла.

— Недаром же говорят умные люди: «Не грози впустую!»

— За этим, как я понимаю, последовало покушение на дочь Николая Михайловича?

Мое предположение вдохновило обоих до такой степени, что вскричали они почти одновременно.

— И это — самое загадочное из всей истории, — ткнул в меня пальцем Житков. — Потому что к покушению мы отношение имеем не большее, чем мой домашний компьютер к беременности соседки.

— Мы даже не знаем толком, что там у вас произошло! — вторил ему Геннадий. — Только то, что Павлин Олегу по телефону рассказать соизволил. Вот поэтому мы здесь, на вашей суверенной территории, интересуемся непредвзятым мнением постороннего человека. Поняли, наконец?

Житков поднялся, распахнул полы плаща и из бокового кармана пиджака вытащил бумажник, сам собой раскрывшийся в его руках. На стол легли две сотни баксов. К деньгам я должна быть неравнодушна. А я такая и есть.

— Покушение… Покушение… — бормотала я, не отводя ставшего задумчивым взгляда от денег на столе, и, как очнувшись, выпалила единым духом и с кривою усмешкой: — А вы уверены, что покушение действительно было?