Кристина не позвонила ни на следующий день, ни на выходных. В воскресенье после ланча, навестив деда, Фредерик снова поехал к Беатрис. Она наконец открыла дверь.

— Беатрис! Что с Кристиной? Ищу ее несколько дней.

Лицо Беатрис, всегда такое милое и приветливое, вдруг сделалось каменным.

— Забудь о ней. И сюда больше не приходи.

— Что? В чем дело?..

— Мне некогда. Извини. — Беатрис закрыла дверь.

Обескураженный Фредерик несколько мгновений стоял у порога, потом снова позвонил, еще и еще раз. Беатрис больше не подошла к двери, даже не выглянула в окно. Она явно злилась на него; за что — он ума не мог приложить.

Значит, злится и Кристина, пришла ему на ум ужасающая мысль. И не желает меня больше знать. Но почему? Что случилось? Что я ей такого сделал? Я должен выяснить. Надо поговорить с ней, во что бы то ни стало. Не сегодня, не завтра, так через месяц, пусть даже через год. Не могу без нее… Потому что люблю…

Вечером позвонила сиделка деда.

— Фредерик, мне очень жаль…

Он сразу все понял. И тотчас выскочил из дома.

Виола приехала на пару минут раньше. Когда Фредерик въезжал во двор, она только выходила из машины. Других родственников еще не было.

Хорошо, что она не в чертовой командировке, пронеслось в мыслях Фредерика. И что о трагедии Стелла сообщила нам в первую очередь.

Глаза Виолы, казалось, и теперь светились спокойствием. Но были печальны и полны прозрачных слез. Она крепко обняла Фредерика, отступила на шаг назад и засунула руки в карманы пальто.

— Это ужасно.

Фредерик молча кивнул, и, теперь не берясь за руки, они пошли в дом, хозяин которого больше не встречал их теплой улыбкой.

В первый день Кристина была довольна, что сбежала от неприятностей в Филадельфию. Бурная радость сестры, тоже приехавшей навестить родителей, и матери, светлая улыбка отца и вечерний спектакль на какое-то время отвлекли Кристину от горестных дум.

Мама сразу заметила, что дочь что-то гнетет, но Кристина на ее осторожный вопрос «все ли в порядке» ответила шуткой и принялась рассказывать о множестве дел в салоне.

Новость о том, что она открыла собственное дело, приняли восторженно, хоть отец снова посетовал: зря, мол, в свое время не стала актрисой. Он мечтал, чтобы хотя бы одна из дочерей пошла по их стопам. Самой артистичной из троих была Кристина. Но к игре у нее никогда не лежала душа, несмотря на то что она с малых лет любила театр.

Ужинали в гостиной. Много говорили и смеялись. Смеялась и Кристина, хоть ее сердце и обливалось кровью. О разрыве с Оливером она сообщила между прочим и сразу опять вернулась к спасительной теме — салону, чтобы на личной жизни не заостряли внимания и чтобы ненароком не выразить бесконечного страдания.

Тоска вернулась на второй день. Поднявшись утром с кровати в комнате, где она всегда располагалась, навещая родителей, Кристина подошла к окну и вспомнила, как, глядя когда-то из него на розы в саду, мечтала о грядущей любви и томилась в сладостном ожидании.

Теперь грезить больше не о чем — все вызывает отвращение, злит и пугает, с грустью подумала она. Конечно, я буду жить дальше, приду в себя, может даже опять возгорюсь желанием закрутить роман. Но верить больше никому не стану, ни одного мужчину, даже самого обаятельного, не подпущу больше к душе. Слишком уж это больно.

Скрипнула дверь, и Кристина повернула голову. На пороге стояла Мэри.

— Уже не спишь? Еще ведь очень рано.

Кристина пожала плечами.

— Не спится.

Мать грациозной поступью актрисы пересекла комнату, ласково расправила спутавшиеся во сне дочерины волосы и обняла ее сзади за плечи.

— Если хочешь, пойдем выпьем кофе. У нас есть апельсиновый джем и твои любимые молочные булочки. Возникнет желание, поделишься со мной своими проблемами.

Кристина вопросительно на нее взглянула. Мать улыбнулась.

— Меня не обманешь. Мне хватило лишь раз взглянуть в твои глазки, чтобы понять: мою девочку кто-то обидел. И потом, без особенной на то причины ты ни за что не оставила бы недавно открытый салон и все свои нью-йоркские дела. Так ведь?

Кристина наклонила голову и прижалась щекой к материнской руке.

— Тебя в самом деле не проведешь.

Полчаса спустя Кристина уже сидела в любимом кресле на кухне и, напившись кофе с булочками, рассказывала матери о казавшихся столь чудесными отношениях с Фредериком и о том, чем все это закончилось. Та внимательно слушала, время от времени тактично задавая вопросы и уточняя подробности.

— Пренеприятная история, — задумчиво произнесла она, когда Кристина замолчала. — Представляю, как ты себя чувствуешь. Говоришь, он познакомил тебя с множеством друзей и те даже заявили, что ты непременно должна поехать с ними в очередную поездку? — Она прищурила столь же не по годам молодые, как у Вайолетт, прекрасные глаза.

Кристина с мрачным видом кивнула.

— Если бы ты видела в ту минуту их улыбающиеся физиономии! Никогда не догадалась бы, что все как один издеваются надо мной! — Она прикусила губу.

— Что-то в этом не то. — Мэри покачала головой. — Сама посуди: целую компанию людей, на вид вполне достойных (а это немаловажный показатель — ведь на лице, во взгляде, как правило, отражается то, что внутри), не так-то просто заставить ломать перед кем-то комедию. Я бы даже сказала, невозможно.

Кристина задумалась. Действительно. Что-то здесь не сходилось.

— И потом, насколько я поняла, ты бывала у него дома, — продолжила рассуждать Мэри.

— Даже оставалась на ночь, — сказала Кристина и тут же покраснела. Посвящать в такие подробности собственную мать было совсем необязательно.

Мэри улыбнулась.

— Ладно, не стесняйся. Я все прекрасно понимаю: мои дети давно перестали быть детьми и живут как нормальные взрослые люди. Но речь не об этом. — Она сосредоточенно посмотрела дочери в глаза. — Ты не видела в его доме чего-нибудь такого, что говорило бы о присутствии в нем женщины?

Кристина напрягла память и решительно покачала головой. Ей вдруг вспомнился тот вечер, когда Фредерик привез ее к себе в гости впервые.

Он даже сказал, что занимается ведением хозяйства сам. Во всяком случае, что-то в этом роде. — У нее возникло ощущение, что отдельная фраза Фредерика или какое-то слово сосредоточили тогда на себе ее особенное внимание, но, что это было за слово, так и не удалось вспомнить.

— Я же говорю, странно это все, — сказала Мэри. — Нередко бывает так, что мы становимся жертвами разного рода недоразумений. Терзаемся, негодуем, злимся на людей, которых скоропалительно обзываем негодяями, и не подозреваем, что следовало всего лишь получше разобраться, чтобы все стало на свои места.