На мой вкус, его «Одиссее» не хватает страсти и нерва, разменянных на некоторую приторность речи. Гомер Гнедича наговорил на «18+», Гомера Жуковского вполне можно пускать к школьникам — даже когда его герои спорят друг с другом или дело доходит до драки. Никаких тебе «бесстыдных псиц» и «винопийцы с сердцем еленя»; самое сильное выражение, которое позволяют себе персонажи — «необузданный», «влагалище» решительно изгнано и заменено «ножнами», а свирепая бойня в финале описана так, словно рассказчик морщится, прикрывшись ладошкой:

  «Острою медью в живот пораженный, лицом он, со всех ног

  Грянувшись, об пол ударился, жалобно охнул и умер».

Впрочем, это субъективный взгляд, который вовсе не обязательно разделят читатели, не заметившие разницы в стилистике Гнедича и Жуковского.

Гораздо больше отличий у двух поэм в принципах построения сюжета и приемах повествования. В «Илиаде» оно организовано вокруг двойного нравственного конфликта: межличностного, между оскорбленным Ахиллом и оскорбившем его Агамемноном, и внутреннего конфликта самого Ахиллеса, проживающего разрушительную обиду и приходящего к отказу от гнева и примирению не только с вождем ахейцев, но и с царем Трои Приамом. Гнев Ахилла — сюжетный стержень, на котором держится все действие, все сражения и распри богов; когда он избыт, произведение подходит к концу.

В «Одиссее» нет ничего подобного. Здесь все внимание обращено исключительно на повествование о событиях; можно даже сказать, что в этом смысле «Одиссея» в большей степени соответствует классическому понятию эпоса, чем «Илиада», и вместо истории частного конфликта на фоне войны нам предлагается развернутое эпическое полотно, протянувшееся от Дарданелл до Балеарских островов и охватывающее целое десятилетие. В «Илиаде» Гомер использует вполне современный прием быстрого погружения читателя в центр событий, меняя местами завязку и экспозицию, но потом сюжет развивается линейно и традиционно. В «Одиссее» мы увидим значительно более сложную повествовательную модель.

Рассказ начинается с описания разговора богов на Олимпе, своего рода «пролог на небесах», как в «Фаусте» Гете. Любопытно, что Зевс рассуждает о событиях, связанных с судьбой знакомого нам Агамемнона, изложенных в «Орестее» Эсхила; Афина в ответ напоминает царю богов про Одиссея: мы узнаем, что он вот уже десять лет не может добраться домой, мыкаясь по всему Средиземноморью, а ныне и вовсе находится в плену у нимфы Калипсо, которая удерживает его у себя на острове, принуждая жениться.

Оказывается, что Зевс совершенно забыл про злополучного Одиссея; царь богов соглашается, что пора уже положить конец его скитаниям, и посылает Гермеса на остров Каллисто, а Афина отправляется на Итаку, где Одиссея до сих пор ждет верная жена Пенелопа и сын Телемах — тот самый новорожденный младенец, которого некогда Паламед положил на пути запряженного плуга, чтобы вынудить Одиссея пойти на войну, и который ныне стал уже двадцатилетним юношей.

Дела на Итаке обстоят так себе: вот уже больше трех лет дом Пенелопы осаждают навязчивые женихи, требующие, чтобы одинокая царица непременно вышла за одного из них замуж. Это диктует обычай: вдова правителя выбирает себе нового мужа, который наследует власть и имущество умершего царя. Пенелопа верит в то, что Одиссей еще жив, но женихи резонно указывают, что война уже десять лет как закончилась, все, кто остался в живых, давно возвратились в родные края, и безвестно сгинувший царь наверняка просто не пережил долгого странствия, утонул или как-то еще погиб по дороге. Возможно, начинали они с каких-то более деликатных ухаживаний, но теперь церемонии позабыты, и женихи просто каждый день вламываются в дом Пенелопы, пьют, едят, разоряют имение, тащат, что попадет под руку, и в целом ведут себя как подселенные черным риэлтером профессиональные соседи из ада, чтобы вынудить несчастную женщину выбрать кого-то в мужья.

Утро. Иллюстрация к Одиссее. 1792 г. Художник: Джон Флаксман (1755–1826)

Афина, приняв облик гостя, приходит в дом Пенелопы в самый разгар их ежедневного буйства. Она находит там Телемаха и советует ему отправиться в путь, чтобы навестить соратников своего отца и попытаться узнать что-то определенное о его судьбе. Телемах соглашается и, предприняв еще одну неудачную попытку изгнать женихов, отплывает с Итаки в Пилос, к мудрому Нестору. Славный старик обрадовался сыну соратника, был гостеприимен, разговорчив и пустился в воспоминания: что Агамемнон и Менелай рассорились при отплытии, что прославленный богоборец Диомед благополучно вернулся на Аргос, и что лучник Филоктет, подстреливший Париса, тоже давно уже дома, а Идоменей добрался до своего Крита, не потеряв по пути ни одного человека, и это большая удача. Только про Одиссея Нестор не мог сказать ничего, зато посоветовал Телемаху навестить Менелая, который

  «…недавно в отечество прибыл из чуждых

  Стран, от людей, от которых никто, занесенный однажды

  К ним по широкому морю стремительным ветром, не мог бы

  Жив возвратиться, откуда и в год долететь к нам не может

  Быстрая птица, — столь страшно великой пучины пространство».

Сказано — сделано, и вот Телемах в компании с сыном Нестора становятся на колесницу и через два дня пути достигают благословенной Спарты, где царит Менелай. Там двойной праздник: Менелай отправляет дочь Гермиону замуж за Неоптолема, сына Ахилла, рожденного одной из девиц, среди которых тот скрывался на заре юности еще до войны, и женит собственного сына, прижитого от рабыни. Здесь же вернувшаяся домой и вполне довольная жизнью Елена; супруги вспоминают со смехом, как Менелай, Диомед, Одиссей и другие сидели внутри знаменитого троянского коня, а Елена звала их по именам, чтобы они выдали себя на верную смерть — ну, да то дело прошлое. Телемах спрашивает об отце; после долгих воспоминаний и сентиментальных слёз Менелай рассказал, как во время последнего путешествия ему довелось пленить морского старца Протея: на море случился продолжительный штиль, и нужно было узнать, как вызвать попутный ветер. Дело оказалось, конечно же, в жертве богам, и напоследок Менелай поинтересовался судьбой своих товарищей по оружию: кто уже дома, кто погиб, а кто спасся? Протей рассказал, что Аякс Оилид попал в шторм и погиб где-то среди Эгейских островов, а Одиссей пленен нимфой Калипсо:

  «…и путь для него уничтожен возвратный:

  Нет корабля, ни людей мореходных, с которыми мог бы

  Он безопасно пройти по хребту многоводного моря».

Отец жив! С этой новостью Телемах спешит отправиться в обратный путь на Итаку, несмотря на приглашение Менелая погостить у него