— Похоронные, — сказала Лори, — надеюсь, все изменится, когда разгорится огонь.

— Какое богатое воображение у этой девушки, — сказал Джо.

Толстяк все еще не ушел, стоял и улыбался.

— Что будешь пить, Лори? — спросил Джо.

— Виски с содовой, — сказала Лори, — теперь я буду пить только виски с содой.

— Тогда закажем бутылку «Блэк энд Уайт», — сказал Джо, — и бутылку содовой.

Толстяк вышел.

— Здесь довольно голо, — сказал Джо, — но ведь мы едем сюда, в столицу мира, не за всякими рюшечками.

Он стал говорить о лондонских парикмахерских. Он сказал, что они неуютные, слишком все чопорно.

Постучавшись, вошел толстяк и поставил на стол бутылки с виски и содовую.

— Ну-ну, продолжай, сказала Лори, — Лондон не так уж плох. В нем есть мрачное очарование, как говорил один мой знакомый.

— Насчет мрака он прав, — сказал Джо.

Лори стала напевать «Лунный залив»[44]:

Ты украл мое сердце,

Останься со мной.

Я сказала:

— Я тоже выпью. Почему вы мне не предлагаете?

Я выпила полбокала и почувствовала, что начинает кружиться голова.

— Мне надо прилечь, — сказала я. — Голова очень кружится.

Я подошла к кровати и легла. Пока я не закрыла глаза, все было не так плохо.

— Платье сними. Помнешь, — сказала Лори.

— Платье жалко, — сказала я.

Платье было розового цвета, с серебряными блестками.

Она подошла к кровати и помогла мне снять его. Она показалась мне очень высокой, а ее лицо было огромным. Я могла рассмотреть все морщинки, замазанные пудрой, и полустертую помаду на губах. Лицо клоуна, меня начал душить смех. Она была хорошенькой, но пальцы у нее короткие и толстые, с широкими плоскими ярко накрашенными ногтями.

Закурив сигарету и скрестив ноги, Джо наблюдал за нами. Точно зритель в партере, ждущий, когда откроется занавес. Когда представление закончится, он начнет хлопать или свистеть.

— Меня ужасно тошнит, — еле ворочая языком, проговорила я, — мне надо немного полежать.

— Болей на здоровье, — сказала Лори, — не стесняйся.

— Только минутку, — проговорила я.

Мне стало холодно. Я натянула стеганое одеяло и закрыла глаза. Кровать поплыла куда-то вниз. Я открыла глаза.

Они сидели у камина и смеялись. Их темные тени на стене тоже смялись.

— Сколько ей лет? — спросил Джо.

— Она еще ребенок, — сказала Лори. И, кашлянув, добавила: — Ей нет семнадцати.

— Неужели? — сказал Джо.

— Ну хорошо, ей девятнадцать и ни днем больше, — сказала Лори, — ни одной самой крошечной морщинки. Тебе она нравится?

— Она милашка, — сказал Джо, — но мне понравилась та, черненькая.

— Кто? Рене? — сказала Лори. — Понятия не имею, что с ней. Я ее не видела с того вечера.

Джо подошел к постели, взял мою руку и погладил ее.

Я сказала:

— Я знаю, что вы скажете. Вы скажете, что она холодная и влажная. Это все потому, что я родилась в Вест-Индии, у меня всегда такие руки.

— Неужели в Вест-Индии? — сказал Джо. Он сел на кровать. — Как же, как же, Тринидад, Куба, Ямайка — я провел там много лет, — он подмигнул Лори.

— Нет, — сказала я, — у нас маленький остров.

— Но я знаю маленькие тоже, — сказал Джо, — меня интересуют всякие — маленькие, большие, весь набор.

— Да что вы, — сказала я, садясь на постели.

— Ну конечно, — сказал Джо и снова подмигнул Лори. — Я, кстати, знал твоего отца — мы были приятели. Старик Тэффи Морган. Он был хорошим парнем, мы с ним не раз пропускали по стаканчику.

— Вы все врете, — сказала я, — вы не знаете моего отца. Моя настоящая фамилия совсем не Морган. Я никогда не скажу вам моей настоящей фамилии, и родилась я в Манчестере и никогда ничего не расскажу вам о себе. Все, что я рассказывала вам, ложь, так что не болтайте.

— Как, разве его звали не Тэффи? Может быть, Патрик?

— Идите вы к черту, — сказала я, — и слезьте с этой постели. Вы мне действуете на нервы.

— Эй, — сказала Лори, — что с тобой случилось? Ты напилась, что ли?

— Я просто пошутил, — сказал Джо, — я не хотел огорчать тебя, детка.

Я встала. Дико кружилась голова.

— Ты чего это вдруг? — спросила Лори.

— Вы оба действуете мне на нервы, если хочешь знать, — сказала я. — Если бы вы могли на себя посмотреть, когда смеетесь, то сразу бы перестали.

— Послушай! — закричала Лори, — ты же сама просила взять тебя! А теперь выкидываешь такие штучки?

Я сказала:

— Господи, где мое платье? Я иду домой. Вы мне осточертели.

— Мне это нравится, — Лори расхохоталась. — Если ты думаешь, что сможешь отправиться отсюда в моем платье, то глубоко ошибаешься.

Платье висело на спинке кровати. Я схватила его, но Лори тоже ухватилась за рукав. Мы стали тянуть его в разные стороны.

Джо начал хохотать.

— Если ты разорвешь мое платье, — кричала Лори, — я тебя так отделаю!

— Только попробуй, я тебе такое устрою, что запомнишь на всю жизнь, — пригрозила я.

— Оставь ее в покое, Лори, прошу тебя. Она напилась, — проговорил Джо, — а ты, детка, ложись и поспи. Завтра утром тебе станет лучше. Никто тебя не побеспокоит.

— Я не хочу здесь спать, — сказала я.

— Хорошо, — Джо почесал подбородок, — тут есть еще комната. Как раз напротив. Иди туда.

Лори ничего не говорила. Она разглядывала платье. Джо встал и подошел к двери. Открыв ее, он сказал:

— Вон та комната — как раз напротив.

— И постарайся не на пол, если тебя начнет рвать, — пробормотала Лори, — уборная в конце коридора.

— Сказала бы я тебе одно словечко, — промямлила я.

— А я тебе. И не одно, — произнесла она скрипучим голосом. Таким голосом дети отвечают на вопросы из Катехизиса, чтобы родители поскорее от них отстали. «Кто тебя сотворил?» «Меня сотворил Бог». «Для чего он тебя сотворил?» — Ну и так далее.

Другая комната была гораздо меньше, и без камина В замочной скважине не было ключа. Я легла на кровать. На ней был матрац, простыня и тонкое покрывало. Было холодно, как на улице.