— По-твоему, я запросто могу стоять в кипятке и не ошпариться, а, старая дура? — завопил мужчина.

Пока я боролась с водой при помощи тряпки и швабры, он сидел на стульчике перед пианино и что-то одним пальцем наигрывал. При этом его нога судорожно подергивалась, — видно, он ее здорово обжег.

Как только я вышла из комнаты, меня одолел смех. Я никак не могла остановиться. Такое бывает, когда очень долго не было случая посмеяться…

Я слышала, как мужчина спускается вниз. Вошла Этель.

— Интересно, над чем ты смеешься.

— Это было жутко смешно, — сказала я, — у него такой тоненький голосок.

— Одна из ножек кушетки подломилась, — сказала она, — и вместо того, чтобы лежать спокойно, старый дурак вскочил и попал ногой в таз с горячей водой. Не мог посмотреть, куда тычет свою проклятую ножищу. Это все из-за тебя. Зачем ты принесла крутой кипяток?

— Да ладно вам, это и правда было очень смешно, — сказала я, хотя знала, что сейчас она на меня снова начнет орать.

— Ах тебе смешно?! — закричала она. — Над кем ты смеешься? Можешь выметаться отсюда, слышишь? От тебя никакого толку. Здесь тебе больше делать нечего. Мне нужна была элегантная девушка, — продолжала она, — которая умеет любезно разговаривать с клиентами. Я-то подумала, ты из тех девушек, которые могут, раз уж нужно, быть любезными с клиентами, что ты заведешь себе друзей и тому подобное, чтобы постараться обеспечить успех моему бизнесу. А на самом деле, ты способна кого угодно свести с ума — этим своим отрешенным видом. Мало мне этого, ты еще исчезаешь со своими друзьями и даже не приглашаешь меня пойти с тобой. Так что освобождай комнату и уходи. Я не хочу, чтобы ты жила здесь, от тебя мало пользы. Знаю, что ты скажешь. Ты скажешь, что заплатила вперед за месяц. А знаешь, сколько мне стоило поставить тебе в комнату газовый камин, потому что ты заявила, что не можешь спать без камина? И эти постоянные разговоры о том, что ты устала, то тебе холодно, то темно, то еще что-нибудь. Зачем тебе оставаться здесь, если тебе все не подходит? Кому ты здесь в Англии нужна? Уезжай немедленно. Почему ты здесь торчишь?

— Потому что плохо умею плавать, — сказала я. — Только поэтому.

— Боже! — крикнула она, — ты еще и шутница? Но денег у меня все равно нет, так что не стоит ждать.

— Пожалуйста, — сказала я, — оставьте деньги себе. Там, откуда они появились, есть в сто раз больше. Сдачи не нужно.

— Какой еще сдачи? — закричала она. — Ты кого оскорбляешь?

Она стояла, заслонив спиной дверь, так что я не могла выйти.

— Знаешь, а ведь у тебя с головой не все в порядке. Ты все время где-то витаешь. Ты наполовину помешалась. Вот что с тобой такое. Это видно с первого взгляда.

Я сказала:

— Отойдите с дороги и дайте мне пройти.

И тут она вдруг рухнула на пол, совсем перегородив выход, и начала рыдать. Никогда я не видела таких конвульсий. И при этом она продолжала верещать:

— Ты ушла развлекаться со своими приятелями и даже не пригласила меня с собой! Разве я недостаточно хороша для этого? Ты даже не спросила меня, — причитала она. — Господи, что у меня за жизнь! Пытаешься удержаться на плаву, а все толкают тебя вниз. И все лгут тебе. Ты знаешь, сколько мне лет? — продолжала рыдать она. — Если я не заработаю себе денег сейчас, что будет со мной через три года? Ты это понимаешь? Но погоди! Однажды случится то же самое с тобой. Вот увидишь!

Я видела, как трясутся ее плечи. Вокруг с жужжанием летала муха. Я никак не могла сосредоточиться и думала только о том, что сейчас ноябрь и для мух слишком поздно. Или слишком рано? И еще о том, откуда взялась эта муха.

— Я всегда одна, — всхлипывала она, — ужасно быть всегда одной, ужасно, ужасно.

— Не расстраивайтесь, все у вас будет нормально.

Она начала искать носовой платок, но не нашла. Я дала ей свой.

— Послушай, детка, зря я все это наговорила. Я совсем не имела в виду ничего такого. Куда тебе идти? Оставайся, ради Бога. Я этого больше не вынесу. Если ты уйдешь, клянусь тебе, я включу газ.

— Я скоро вернусь, — сказала я, — только немного подышу воздухом.

— Если ты не вернешься через час, — прокричала она мне вслед, — я включу газ, и ты будешь виновата в моей смерти.

Я шла по улице и воображала, что подхожу к его дому, поднимаюсь по ступенькам и нажимаю кнопку звонка. «Ты опоздала, — скажет он, — я ждал тебя раньше».

Потом я подумала: «А что, если пойти в тот отель на Бёрнерз-стрит? У меня как раз хватит денег. Они, конечно, наврут, что у них нет комнаты, если прийти без багажа. Хотя гостиница полупустая, они все равно говорят, что нет номеров. Я так отчетливо представила себе, как девушка за стойкой в холле говорит: «Мест нет, мисс», — что начала смеяться. Как холодно они смотрят на тебя и какими противными голосами говорят, — как будто вокруг вырастают гладкие, без единого выступа стены, через которые никак не перелезешь. И с этим ничего не поделаешь. Все это пакость, как говорит Лори. И как гнусно они смотрят на тебя, и эти их гнусные голоса и сплошной обман, как говорит Лори.

У меня на руке был нефритовый браслет, который подарил Уолтер. Я сняла его и сжала в ладони. Он был теплым и таким приятным на ощупь. Я смотрела на него и никак не могла вспомнить это слово…

Все говорят, что если начнешь бояться людей, они сразу это поймут, и тогда тебе крышка. Или все это только в моем воображении? Я спорила сама с собой совершенно серьезно, действительно ли это мне только кажется, или люди и вправду злы и жестоки. Потому и браслет казался мне таким приятным — я знала, что им можно как следует ударить, если нужно. Я наконец вспомнила это слово — кастет.

Мужчина заговорил со мной, скривив губы, как они это любят делать, но потом очень быстро отскочил, так что я не успела его ударить. Я направилась за ним, собираясь его стукнуть, но он шагал слишком быстро, и к тому же полисмен на углу улицы уставился на меня, как какой-то бабуин, — белые кретины еще хуже, чем чернокожие. (Что со мной произошло? Со мною что-то произошло?)

Я подумала: «Ты не станешь реветь посреди улицы, ведь правда?» Я села в автобус и поехала обратно на Бёрд-стрит.

Открыв дверь, я услышала крик Этель:

— Ох, детка, наконец-то ты пришла! Я страшно беспокоюсь за тебя. Я приготовила тебе ужин.

Она аккуратно причесалась и надела черное платье с белым воротничком. Она выглядела совсем неплохо — во всяком случае, лучше, чем обычно. Потом я поняла, что после истерики она всегда выгладит гораздо более молодой и свежей.

— Я не хочу есть, — сказала я.

— Мне стыдно, что я так себя вела, — проговорила она. — Что я могу еще сказать?

— Все нормально, — не глядя на нее, пробормотала я.

Мне хотелось только одного — подняться в свою комнату, натянуть на голову одеяло и заснуть.