что вопрос-то и обсуждения не стоит, сам решится, а тут на тебе — перерос в конфликтную ситуацию. Надо было что-то предпринимать, иначе так и не перейти к главному, ради чего собрались.

— Господа! Господа! Есть же простое решение. Пусть каждый сам сделает свой заказ, и официант его рассчитает. Это и по справедливости и демократично будет. Вот, подаю пример. Официант! Запишите — бутылка водки, зелень, семга с лимончиком и черные оливки, да и лаваша побольше. На запив — томатный сок 500 миллилитров. Ну а горячее — ваше фирменное. С десертом попозже — сказав это, Первый с достоинством сел на свое место. Его примеру быстро последовали другие, и процедура закончилась в считанные минуты. Теперь можно было приступать к обсуждению проблемы господина Доброконя.

Когда компания уже достаточно разогрелась, и местные разговоры переросли в плавный белый шум, председатель постучал по рюмке металлическим предметом и, не спеша налив очередные пятьдесят граммов, встал:

— Ну а теперь, когда мы поделились информацией о сложившейся на рынке ситуации и появлении на горизонте так необходимых нам всем инвестиций в стартовой сумме пять миллионов, кстати, американских или канадских? — Почему-то обращаясь к издателю с галерки, который действительно заказал только чай, но видимо сильно разбавленный коньяком, и, не получив никакого ответа, продолжал Первый — мы должны решить главный вопрос. Как наш клуб издателей будет распоряжаться этой суммой, после ее получения?

Все молча выпили, приняв это выступление за очередной тост. Шуршание за столом прекратилось. На секунду стало тихо, даже было слышно, как в большом зале ресторана шумно праздновали чей-то день рождения, и незаменимый дядя Миша наяривал немеркнущую песню композитора Шаинского: "К сожаленью, день рожденья только раз в году …" Никто не сомневался в том, что наступил кульминационный момент вечера.

Поскольку этот вопрос специально готовил Жорес, он и взял первым слово.

— Уважаемое собрание, — собравшись с силами, сказал он, — предлагаю распределить указанную сумму в соответствии с количеством страниц каждого издания. Он считал это очень даже удачной находкой, поскольку самой толстой газетой второго эшелона была газета "Сударушка". Эта газета издавалась дамой и содержала перепечатки из интернета и почти не имела рекламы.

Сама дама ничего не слышала о Серегиных похождениях в Торонто, ей было не до этого. Она содержала домашний детский садик для русскоговорящих детей и этим жила. Газету она печатала потому, что давно, уже лет пять назад, когда умер муж, она получила долю в старенькой польской типографии, партнеры мужа предложили выкупить долю, но не деньгами, а печатью. Вот с тех пор она и печаталась на самой серой бумаге без цвета, набирать материал и верстать помогал типографский дизайнер, он же и писался главным редактором. На это собрание она пришла по просьбе Жореса, главным образом потому, что хотела давно избавиться от этой обузы, да и в свет выйти не мешало. А с дамой Жорес всегда мог договориться (точнее уже договорился), особенно, если учесть, что этой даме очень нужны были деньги.

Тут все вспомнили, что, действительно, за столом есть дама. Все бросились ее поздравлять, оказывать мелкие знаки внимания в надежде присоединиться к этой самой большой части пирога, если версия Жореса о распределении денег окажется принятой. Однако реальный расклад сил еще не был до конца понятен, поэтому волна эмоций, когда все легко посчитали свои кусочки, улеглась, и на горизонте снова замаячила возможность передела.

— Позвольте, позвольте, — раздался голос с галерки, — а что это за большевистский принцип большинства? Толще — не значит лучше. Мы-то все знаем, что стоит за этим количеством. А авторские гонорары, а новостийные ленты, а качественная цветная печать, разве это не показатель? Мне кажется, что принцип избран неверный! Если уж делить, то — правильно вначале сказал наш председатель (оратор с достоинством поклонился Первому) — делить надо поровну! А там кто как раскрутится, у кого таланта хватит (а сам подумал — интересно, кто после своей доли в 625 тысяч захочет тратить деньги на газету, уж он-то точно нет), тот и захватит рынок!

Идея делить поровну понравилась большинству, поскольку в этом случае каждый получал больше полумиллиона. Все дружно решили налить и отметить удачное выступление общим тостом: "За равенство и братство всех газет!" Даже сгоняли в большой зал и пригласили дядю Мишу, чтобы хором спеть песню: "Из-за острова на стрежень на простор речной волны, … и за борт ее бросает в набежавшую волну!" — видимо, намекая на фиаско газетной дамы с ее количественным показателем.

Единственным человеком, кто не принимал активного участия во всеобщем веселье, был мебельный магнат. Он при таком раскладе получал всего около 6.25 процента суммы. Он думал, пока все еще разгорячены и управляемы, надо что-то предпринимать.

— Господа! Господа! — постучал он по рюмке, когда немного осоловевшие и выдохшиеся от пения газетчики умиротворенно обсуждали последнее решение.

— Предлагаю тост за нашего председателя, который мудро собрал нас всех, и предлагаю назначить бонус ему из общей кассы! Если бы не он, как бы мы могли объединиться в борьбе за общие деньги? — народ шумно поддержал говорившего, еще не понимая, куда он клонит. Правда большая часть уже не могла держать логическую нить.

Выпили. Председатель — Первый, польщенный, откланялся публике и сел.

— Господа, — продолжал мебельный магнат, — предлагаю немного изменить формулировку решения и лично жертвую свои 50 тыс. долларов в общий фонд клуба издателей! С его доли это получалось много. Это было по-царски. Шум за столом перерос в некое подобие небольшой площадки нью-йоркской фондовой биржи, все стали кричать, что это нечестно. Пусть мебельщик и партнер в газете, но он не понимает издательского дела и сопряженных с ним моральных и финансовых издержек, легко тем, у кого еще денег немерeно, бросаться такими суммами. Но постепенно локальные дискуссии затихли, а после того, как Первый сказал: — Я тоже отдаю на общее дело 100 тысяч зеленых! — народ завелся. Все без исключения закричали о том, что они "за", давно бы так, это настоящий клуб с финансовыми возможностями, одним словом, от каждого в общую кассу было отписано по 100 тысяч.

Естественно, возник вопрос, как распорядиться кассой? Ответ сам напрашивался — поручить председателю, сформировать план работы, и представить на обсуждение всем членам клуба, на этом и порешили, а финансовым аудитором назначили мебельщика, он все равно самый опытный бизнесмен из них, пусть на всех и поработает, идея-то его. Мебельщику только этого и надо было, он-то знал, как нужно работать с деньгами!

Начавшееся с разногласий собрание клуба завершилось мирно, все были довольны. Не