Услыхав ненавистный глагол, я вышел из кабинета, еще развнимательно прочитал название улицы и пригорюнился. Самый центр, сейчасзастряну в пробке.

Катя Воскобойникова, с которой я встретился в местной курилке,выглядела как восьмиклассница.

– А чего вдруг милиция про мой паспортвспомнила? – удивилась она. – Я давным-давно новый получила.

Я улыбнулся.

– Не помните, где документ посеяли?

– Если бы знала, пошла бы и взяла, – раздалось вответ.

– А как обнаружили пропажу?

– Да просто. Бандероль мне пришла, на почте ипотребовали удостоверение личности, я паспорт с собой всегда ношу, мало личего, – охотно стала рассказывать девушка, – а тут давай в сумкешерудить – и нету!

– Может, в подкладке есть дыра, и он туда провалился?

Катя пожала плечами:

– Уж я не дура, все руками прощупала. Главное, в обедон у меня был, в пятнадцать часов, как миленький на месте лежал, а в семнадцатьиспарился.

– А в три часа паспорт, значит, все еще находился всумочке?

Катя заправила за ухо тонкую, светлую прядку волос.

– Да, меня в отдел кадров вызывали. Я работаю в театреуже несколько месяцев, но была на испытательном сроке. А теперь меня в штатоформили. Вот я и ходила все документы подписывать. Там и паспортные данныебыли нужны.

– Может, там на столе забыли?

– Да нет, Евгения Георгиевна, наш начальник отделакадров, мигом бы позвонила и отругала, у нее строго, каждая скрепочка на учете.Нет, я его на место пихнула, в карманчик на «молнии», рядом кошелек пристроилаи работать стала.

– А сумка где была?

– В гримерке.

– Можно взглянуть на комнату?

– Сколько угодно, – кивнула Катя, – пошли.

По узкому темному коридору девушка довела меня до двери,толкнула ее и сказала:

– Вот, входите.

Я машинально шагнул внутрь и на секунду зажмурился.Безжалостно яркий свет галогеновых ламп больно ударил по глазам, десятки зеркалотражали лучи, делая освещение совершенно невыносимым. Потом меня одолели самыеразные запахи: пудры, дезодоранта, духов. Еще через мгновение я раскрыл веки,обрел способность видеть и снова зажмурился, огромное пространство оказалосьнабито обнаженными людьми, в основном женщинами.

– Свет глаза режет? – заботливо спросилаКатя. – Сейчас привыкнете, первое время я сама шалела, только иначеправильно грим не наложить.

Я замер, ожидая услышать либо девичий визг, либо гневныекрики: «Мужчина, уходите прочь! Не видите, что ли, мы голые!», но никто невыражал никакого негодования, до слуха долетали обрывки чужой беседы:

– Сапожки белые, прям улет!

– А он ей велел: ступай на хрен.

– И откуда у Лидки бабло на «мерс»?

– Петя, подай спонжик!

Поняв, что мое появление не вызвало переполоха и в гримернойесть по крайней мере еще один мужчина, я очень осторожно открыл глаза.

Штук десять девушек в разной степени раздетости старательнопокрывали личики гримом, несколько юношей, тоже почти обнаженных, занималисьтем же самым. На диване курили двое мужчин лет сорока, одетые в джинсы исвитера, три женщины самого простого вида, отчего-то обутые в домашние тапки,помогали артистам причесываться.

– А вот здесь я сумку и оставила, – ткнула Катяпальцем в сторону дивана, – у нас спокойно можно шмотки бросать, никто невозьмет!

– Люська, – заорал обвешанный фотоаппаратамипарень, врываясь в комнату, – лучше синюю юбку надень.

– Поняла, – долетело из угла.

Юноша исчез, но на его месте возник другой в сильно рваныхджинсах и завопил:

– Ваще, мля! Надоело! Сколько раз говорить, ложьтемикрофоны в гнезда! Не! Так побросали! Вы хоть в курсах, сколько они стоят?!

– Люська, – снова ворвался в помещение «фотоаппаратный», –скидавай синюю, цепляй красную!

– Йес, – крикнул девичий голос.

– Уволюсь на фиг, – бушевали «рваные джинсы», нона них никто не обращал ни малейшего внимания.

– Подвинься, – пнула меня в спину толстая тетка,вталкиваясь в гримерку, – эй, кто еще за билеты не расписался!

– Люська! Лучше зеленое!

– Еще раз микрофон на стуле найду – урою!

– Сколько можно вас с билетами ждать, а?

– Ленка, дай помаду!

– Мишка, верни колготки!

– А у Симки-то еще и герпес выскочил.

– Люська! Свет поставил.

– Да заткнись! Надоел!

Людское море шумело, двигалось, хватало вещи…

У меня запершило в горле.

– Здесь всегда так шумно?

– Разве это шум? – удивилась Катя. –Тихонечко все переодеваются, вот вечером, после семичасового представления, ивпрямь бывает громко: тогда друзья приходят, родственники, корреспондентывсякие. А сейчас чего? Деловая обстановка.

– Пойдемте в курилку, – предложил я.

Катя пожала плечами:

– Как хотите.

– Вы не думаете, что паспорт стащил кто-то изсвоих? – спросил я, оказавшись в блаженно тихом, полутемном, пустомзакутке.

– Нет, – слишком быстро ответилаВоскобойникова, – у нас не воруют.

– Но документ исчез.

– Сама посеяла, – мгновенно заявила Катя.

Узенькое, бледное треугольное личико плутовки украсилосьсамым честно-наивным выражением, в глазах появилось слишком искреннеенедоумение.

– Катенька, – ласково сказал я, – понимаете,ваш паспорт нашелся.

– Да ну?

– Вернее, обнаружилась девушка, которая, назвавшисьвашим именем, ограбила людей, втерлась к ним в доверие и стащила драгоценности.

– И чего? – напряглась гримерша.

– Видите ли, дружочек, дело принимает скверный для васоборот.

– Почему?