Потом я тщательно обследовала один за другим все ящики комода в поисках еще чего-нибудь полезного. Я была уверена, что Аврора Перальта держит где-нибудь в тайнике наличные евро. За боли́вары уже давно нельзя было ничего купить, так что даже преступники, похищавшие людей, требовали, чтобы выкуп им платили в иностранной валюте. Итак, тайник… Он должен быть где-то в квартире, но где?..

На верхней полке платяного шкафа, за коробкой с новогодними и рождественскими украшениями, я нашла резную деревянную шкатулку, покрытую толстым слоем черного лака. Рядом стояла шкатулка поменьше, в ней лежали газетные вырезки: статьи о нападениях террористов, произошедших несколько лет назад, а также несколько некрологов по случаю кончины Фабиана Перальты Вейги, отца Авроры. Здесь же было и его свидетельство о рождении, выданное отделом записи актов гражданского состояния города Вивейро в марте 1948 года. В отдельном пластиковом конверте лежала официального вида книжечка с надписью «Семейный архив» на синей коленкоровой обложке. Один из ее листов представлял собой свидетельство о браке Хулии и Фабиана, которые поженились в июне 1971 года в городе Вивейро провинции Луго, откуда оба были родом. Их брак продлился почти два года: свидетельство о смерти Фабиана было датировано 20 декабря 1973 года.

Все газетные вырезки оказались от 21 декабря 1973 года и посвящались одному и тому же событию – взрыву «Доджа 3700», в котором испанский премьер-министр Луис Карреро Бланко возвращался из церкви. Взрыв был такой силы, что от премьер-министра не осталось и мокрого места. К несчастью, мастерская, в которой трудился Фабиан Перальта, находилась недалеко от церкви Святого Георгия, куда адмирал ездил, чтобы посетить воскресную мессу, и заложенная ЭТА[31] мина уничтожила не только политика, которого генерал Франко назначил своим преемником. Могучая взрывная волна не только забросила двухтонный автомобиль Бланко на балкон близлежащего монастыря, но и убила отца Авроры. В одной или двух статьях, посвященных громкому террористическому акту, мимоходом упоминалось и об этой смерти, и я заметила, что эти вырезки лежат рядом с тремя некрологами на Фабиана.

Так вот почему Хулия всегда была мрачной, как подобает вдове, поняла я. И ничего удивительного, что Аврора выглядела точно так же, унаследовав от матери ее замкнутость и мрачную неразговорчивость. Смерть Фабиана Перальты заставила их рано постареть, постареть до срока и на всю жизнь.

Я помнила, что Хулия всегда носила темные платья до колен, которые ее очень старили, подчеркивая толстые бедра и лодыжки. Аврора в этом отношении была копией матери. Еще в детстве она выглядела серенькой мышкой, и даже с годами в ее облике не проявилось ничего, что сделало бы ее если не привлекательной, то хотя бы интересной. На меня она производила впечатление человека, который постоянно живет на границе между Венесуэлой и Испанией. Аврора не была ни молодой, ни старой, ни красивой, ни уродливой. Казалось, она изначально предназначена для места, куда попадают все, кто не принадлежит ни к одному определенному миру. На Авроре Перальте лежало проклятье человека, который слишком поспешил родиться в одном месте, а в другое попал слишком поздно.

В большой лакированной шкатулке хранились фотографии – много фотографий. Несколько из них были сделаны на свадьбе Хулии и Фабиана, которая выглядела довольно скромной, почти аскетичной. На одном снимке они были запечатлены у алтаря церкви, в которой было слишком много окон, на другом – за праздничным столом, в окружении гостей, которые, улыбаясь, поднимали бокалы за здоровье молодых. Третий – ростовой – снимок запечатлел Хулию Перальту в свадебном платье, тоже очень скромном: почти без декольте, рукава в три четверти, юбку из тяжелой ткани, напоминавшей скатерть, украшали две длинные, тщательно заглаженные складки. Стоящий рядом с невестой Фабиан был в деловом костюме и темном галстуке, туго завязанном на тонкой, как у цыпленка, шее. Ни он, ни Хулия не улыбались и смотрели не в объектив камеры, а мимо.

Кроме этих полуофициальных фотографий в шкатулке обнаружилось несколько любительских моментальных снимков с рукописными пометками на обороте. «Медовый месяц. 1971, Португалия». «День рождения Фабиана, авг. 1971 г., Мадрид», и так далее. На снимке, где молодая пара стояла у обеденного столика, Хулия была в просторном платье, из-под которого выпирал заметно круглившийся живот. «Рождество, 1971» – гласила надпись на обороте. На следующем фото я увидела группу людей, сидящих за столом, заставленным бокалами и блюдами с едой. «Новый год. Ужин с Пакитой, Фабианом и Хулией. 1971», – прочла я.

Судя по фотографиям, супруги Перальта ездили в Луго не слишком часто – снимков из Вивейро в шкатулке было всего несколько. На одном из них, датированном февралем семьдесят второго года, Фабиан криво улыбался, глядя на тарелку с запеканкой из морских моллюсков.

От тех же ранних годов сохранилось еще два снимка. На них супруги Перальта были одеты намного элегантнее, чем обычно. Он стоял очень прямо, одной рукой обнимая жену за плечи. Хулия держала на руках младенца. «Авроре один месяц. Июнь, 1972» – поясняла надпись. Под этим снимком лежал другой, датированный тем же июнем. На нем все трое стояли у входа в церковь Святого Георгия. Он был подписан: «Крестины Авроры. Июнь, 1972 г., Мадрид». Отложив его в сторону, я снова увидела знакомые церковные врата. На этом фото младенца держала на руках светловолосая женщина, выделявшаяся несомненной красотой, которой не могли похвастаться супруги Перальта. «Аврора и Пакита» – гласила сделанная аккуратным, сильно наклоненным почерком подпись.

Еще три фотографии относились к лету того же года, но были сделаны в Вивейро. На одной Аврора и ее отец были сняты на пляже. На другой, запечатлевшей какой-то семейный праздник, Фабиан протягивал фотографу блюдо с сардинами. На третьей я увидела уже знакомую мне блондинку – Пакиту. Одетая в белое подвенечное платье, она широко улыбалась, держа за руку ничем не примечательного мужчину. Из всех трех снимков подписан был только этот: «Бракосочетание Пакиты и Хосе. Лето, 1972 г.».

Я перебирала снимки. Несколько фото были из серии «Аврора. Первые шаги», но среди них завалялась и фотография Фабиана, лежащего на зеленой травянистой лужайке. Она была озаглавлена «Фабиан и Пакита в Гвадарраме»[32].

Снимки, относящиеся к семьдесят третьему году, были другими. Фабиана на них уже не было, а Хулия Перальта с Авророй на руках носила траур. На фото семьдесят четвертого года («1974, Мадрид») несколько человек собрались за праздничным столом, заставленным наполовину съеденными блюдами. Все они улыбались за исключением Хулии. На всех или почти на всех более поздних групповых снимках присутствовала белокурая Пакита, и я решила, что она, вероятно, приходилась сестрой Хулии или Фабиану. На фотографии семьдесят восьмого года Пакита в национальном платье держала на руках маленькую девочку. «Пакита и Мария Хосе» – поясняла надпись.