– Казалось, кто-то с размаху бьет по стенам и полу огромной кувалдой, — говорила Моника. — В ногах кровати возникло очертание человека, смотрящего, как я сплю. У меня возникло ощущение чего-то нестерпимо зловещего, будто это существо хочет меня убить. Оно навалилось сверху, и я почувствовала, как оно входит в меня… — Девочка покраснела и на минуту замолчала. — Ну, вы понимаете, как при сексуальном контакте. Было очень больно, меня будто разорвали надвое…

Хуже изнасилования, по словам этой хрупкой девочки, оказалось насилие психологическое.

– Я все время ощущала, будто кто-то сидит в моей голове, полный зла и непристойных мыслей — худших, чем порнография, просто тошнотворных. Я бы хотела стереть то, что я мысленно видела, но это как пятно, которое не сходит. Даже когда не могла шевельнуться, внутренне я боролась с видениями, потому что мне казалось: если сдамся, то умру.

Ее кузина стала третьей жертвой демона. Она и меньше всех хотела рассказывать о себе.

– В ту ночь я не находила себе покоя и долго не засыпала. Никак не могла улечься, все вертелась с боку на бок. Наконец встала выпить теплого молока и вдруг увидела в кресле темную тень. Существо страшно засмеялось и двинулось к кровати небыстро, колыхаясь. Комната отчего-то стала искаженной, как-то необъяснимо изогнутой. Не то углы стали неровными, не то еще что-то. Тень тоже выглядела странно, не как человеческая: внутри просматривалось что-то красное, тлеющее. — Джессика замолчала и открыла банку диетической колы. Сделала несколько глотков. — Оно прыгнуло на меня. Я боролась, отбивалась, дергалась, но на самом деле я не двигалась. Я лежала на животе, плавая в поту от усилий двинуться, но меня буквально приплюснуло к кровати нечто тяжелое и противное. Я не видела, кто меня удерживает, но чувствовала его на ногах и спине. Оно вдавливало меня в матрас! Лицо оказалось прижатым к подушке, я не могла дышать.

Девочка вдруг пустилась в описания разных жутких случаев, которые пережили Маккензи.

– Мы много чего повидали: звуки со второго этажа, от которых начинало биться сердце. Так пугаешься, что забываешь себя. Эта сущность издевалась над нами очень изобретательно: меня вот царапали, я потом ходила, будто меня дома бьют, — на коже оставались широкие, болезненные борозды.

Джессика держалась с вызовом, ожидая, что мы станем винить ее за то, что произошло. Жертвы изнасилования порой винят себя в том, что одевались слишком откровенно, что не распознали вовремя намерения насильника или не смогли отбиться. Никто не торопил девочку. Мы терпеливо ждали, что она скажет. Наконец у нее вырвалось с нестерпимой мукой:

– Оно совершило со мной содомский грех!

Схватив свою содовую и расплескав ее в спешке, Джессика почти убежала в кухню.

Клаудия бумажными полотенцами принялась вытирать пятна. Я уже заметил, что она чистит и поправляет все, что хоть слегка не на месте, и задумался: маниакальная аккуратность домохозяйки — попытка хоть отчасти вернуть себе контроль над превратившейся в хаос жизнью? Демона не одолеть и даже не защитить от него детей, но хоть войну с грязью выиграть. Или Клаудия оттирает малейшую грязь, считая, что ее жизнь безнадежно испорчена?

Вдова рассказала нам о собственной ночной встрече с нечистым.

– Однажды вечером я что-то очень устала и мечтала только добраться до кровати. Уже засыпала, когда увидела в комнате огромную фигуру — темную, волосатую, со страшно длинными руками. Помню крупные кисти с длинными когтями на пальцах. Боже мой, думаю, это же зверь! И сказала: «А ну, пошел на фиг отсюда!» А оно придвинулось ближе и прыгнуло на меня. И сразу будто окутало, словно одеялом. Я услышала ритмичный шум, сперва слабый, но все громче и настойчивее, пока не затряслась вся комната. Мое тело вибрировало в такт реву, но я не могла шевельнуть пальцем или сказать хоть слово. Вибрация поднималась по ногам все выше и выше. Сексуальный контакт длился всего мгновенье, но был очень болезненным.

Что касается Каролины, она, как ни странно, отделалась испугом. Инкуб несколько раз насиловал ее мать, сестер и кузину, но Каролину не тронул. Не знаю, чем это объяснить, но и в других случаях кого-то из членов семьи Сатана порой обходит своим «вниманием», как Доминика Вилланову, например. Возможно, их крест — беспомощно смотреть на страдания близких, сознавая, что им самим ничего не делается. Слыша страдание в голосе Каролины, я не представлял, как Маккензи смогли шесть лет прожить в таких условиях. Я провел в этом доме всего шесть часов, но впервые ощущал столь откровенное, гнетущее подавление. В жизни такого не встречал.

Хотя меньше всего на свете я желал видеть этого демона, в каком бы обличье он ни явился, Эд и Лоррейн сочли нужным попробовать «религиозную провокацию» — прием, которым они часто пользовались. Попросили меня собрать семью и выключили в комнате свет.

– Именем Иисуса Христа мы попросим демона показаться, — сказал Эд. — Клаудия, прикажите ему появиться.

Забыв упомянуть имя Иисусово, Клаудия сказала: «Приказываю тебе прийти» — весьма опасная оговорка, которую Эд тут же исправил. Призывать злого духа от своего имени — только напрашиваться на неприятности: это все равно что ударить по физиономии самого отъявленного бандита в городе. Демон не замедлит принять вызов ничтожного человечишки, ведь только власть Господа способна сдержать нечистого.

– Во имя Иисуса Христа приказываю тебе явиться, — нервно повторила Клаудия и тут же закричала: — Он у двери! Я чувствую его присутствие, он здесь!

Хотя я ничего не видел и не чувствовал, но испытывал смутное раздражение из-за происходящего. Почему, черт побери, я должен желать, чтобы демон показался? Ну, появится, ну, плеснем на него святой водой и скажем «изыди во имя Господа», чего подставляться-то без необходимости? Единственный ответ прозвучит малоубедительно: нам нужно доказательство. Сатанинские силы не желают, чтобы их существование было доказано: если люди поймут, что дьявол реален, в церквях станет куда больше народу, чем сейчас, а это не входит в планы Сатаны. Как сказал архиепископ Фултон Шин, «дьявол сильнее всего, когда в него не верят».

Второй недостаток «провокации» в том, что когда вы именем Иисуса приказываете демону явить себя, он не бежит к вам в ту же секунду, как новобранец по приказу командира. В тонком мире нет времени, поэтому он может показаться позже — в три утра, например, когда сладко спишь и видишь сон, что выиграл в лотерею, или явится моей жене и детям или мне самому после расследования, когда я буду за рулем.

Единственное, почему я участвовал в религиозной провокации, — Эд, будучи боссом, так пожелал. Один Бог знает, как мне удалось выбраться оттуда невредимым. Я испытал несказанное облегчение, смешанное с благодарностью, когда демон проигнорировал нашу провокацию. Пора было переходить к главному — изгнанию нечистого.

Проводить обряд экзорцизма в одиночку — исключительно незабавная штука, но Эд и Лоррейн решили остаться в цокольном этаже с семьей Маккензи. Я не хотел просить помощи Теда, студента из Коннектикута. Я впервые видел этого хорошо одетого блондина и не знал, насколько сильна его вера в Бога, верующий ли он вообще и исповедовался ли перед расследованием. Если нет, я только подвергну риску его и себя. Я всегда стараюсь разубедить людей связываться с Работой, если их мотивы не совсем чисты, а вера не очень сильна. Простое любопытство здесь не прокатит. Человеку свойственно интересоваться потусторонним и сверхъестественным, но если вы пришли в Работу только за этим, вы подвергаете опасности себя и коллег. Если это ваша сознательная позиция, я не доверю вам меня прикрывать.