– Но ведь об этом все думают, значит, можно и вслух сказать? Слушай, не давай себе заговаривать зубы пустыми обещаниями, а твердо требуй то, что тебе положено, иначе останешься без гроша.

– Ты сгущаешь краски, Джон. Никто не выставит меня на улицу!

Она попыталась рассмеяться, но смех быстро угас.

– В принципе, мама, всегда существует какая-то доля в наследстве для оставшегося в живых супруга. Ты должна ее потребовать. А если Скотту из-за этого придется дробить имущество, пусть выплачивает тебе денежную компенсацию.

– Нет, я не хочу вынуждать его продавать что бы то ни было, он мне этого никогда не простит, да и Кейт тоже. К тому же я не так уж нуждаюсь в деньгах, мне…

– Ты, может, и не нуждаешься, а я – очень.

– Да, но ведь все твои расходы на лечение…

– Черт, дело не только в них!

Джон наконец дал волю своему гневу, разозленный тем, что ему приходится что-то доказывать. Мать была единственным человеком на свете, который никогда ему не противоречил, со всем соглашался и всегда защищал, что бы он ни натворил, и вот теперь, она, похоже, перешла на сторону врага. Яростно взмахнув рукой, он встал перед ней.

– Ты и правда не представляешь, как я себя чувствую сейчас? Как в камере смертников, мама! Но я слишком молод, чтобы умирать. И хочу воспользоваться тем временем, что мне осталось. В Париже мы с Бетти просто выживаем, не более того. А ты имеешь возможность нам помочь, и упускаешь из рук кучу бабла только потому, что не хочешь расстраивать Скотта и Кейт? Поверить не могу!

Амели смотрела на него с ужасом, и тогда он встал перед ней на колени и взял за руки.

– Мама, я всегда чувствовал, что ты любишь меня, и сейчас мне это особенно необходимо. Я страшно боюсь этой чертовой неизлечимой болезни. Под конец я буду мучиться непрерывно, исхудаю, превращусь в скелет, последние месяцы станут ужасными, и никто не сможет мне помочь. Но, прежде чем это произойдет, дай мне возможность как следует насладиться жизнью, хорошо? В последние годы я не очень часто навещал тебя, потому что думал, что впереди еще много времени, но как же я ошибался! Если я причинил тебе боль, прости, но продолжай любить и защищать меня, иначе я пропаду.

Неспособная устоять перед такой речью, Амели наклонилась и поцеловала его.

– Конечно, дорогой, – прошептала она, – я сделаю все, чтобы облегчить твои страдания.

– Тогда не давай обдурить тебя с наследством. Бетти найдет хорошего юриста.

– Хорошо.

– Есть этот дом с землей и овцами, есть две процветающие винокурни и прядильная фабрика, банковские счета, старинная мебель… Ты понимаешь, какими деньгами здесь пахнет? От всего, чем владел Ангус, тебе положена твоя доля!

От возбуждения его голос сорвался на визг. При перечислении богатств, которые могли достаться матери, а следовательно, и ему, у него закружилась голова. Но он не успел подробно остановиться на этом, потому что в комнату без стука вошел Джордж.

– Что это вы здесь делаете? – удивился он, увидев брата на коленях перед матерью.

– Утешаю маму и призываю ее отстоять свои права на наследство Ангуса, – ответил Джон. – Начать с этого дома, который…

– Ничего ты не получишь, – перебил его Джордж. – Ни дома, ничего другого. Я вижу, вы уже решили, как и что будете делить? Плохо же вы знаете шотландцев!

Он говорил веселым тоном, и это взбесило Джона.

– Шотландцы они или нет, есть законы, над которыми жадность не властна!

– Ни к чему эта патетика, братец. Нет никакого наследства.

Обменявшись изумленными взглядами, Амели и Джон дружно уставились на Джорджа, который снисходительно объяснил:

– Все уже давным-давно улажено. Скотт уже пятнадцать лет назад стал собственником Джиллеспи, то есть задолго до встречи мамы с Ангусом, и за это время постепенно произошла передача бизнеса. Если вы хотите что-нибудь получить, говорите с господином Единственным наследником, потому что он на законном основании владеет почти всем, что здесь есть.

Довольный произведенным эффектом, Джордж уселся в глубокое кресло лицом к матери.

– Не понимаю, – пробормотала она. – Ты имеешь в виду, что…

– Ты вышла замуж за человека, у которого почти ничего не осталось.

– Я не знала этого!

– Ну, разумеется. Если бы он сразу ввел тебя в курс дела, очень может быть, что ты не вышла бы за него.

Амелия качала головой, пытаясь собраться с мыслями.

– На самом деле… мне кажется, в тот момент я была далека от мыслей о наследстве. Моей единственной заботой было ваше будущее. К тому же он был добрым, заботливым и влюбленным. Нет, это ничего не изменило бы. Я смотрела фотографии Джиллеспи, мне хотелось жить с вами в этом поместье. И я представляла, как все мы будем здесь счастливы.

Искренность, с которой она это произнесла, поразила Джона.

– Разве он не был тебе немного противен?

– Ангус? Ты, наверное, шутишь.

– В нем же не было ничего привлекательного.

– Ты ошибаешься. Меня трогала его доброта, особенно на фоне безразличия вашего отца.

– Какая там доброта? Это он только с тобой был уси-пуси!

– И что? Мне это нравилось, представь себе.

– Но это неприлично, мама! – взорвался Джон. – Утверждать, что ты его любила, что за чушь! И не говори мне, что ты не разочарована тем, что сообщил нам Джордж, я все равно не поверю. Ангус казался богачом, разве не это было частью его «обаяния»?

Повернувшись к брату, он пренебрежительно добавил:

– Когда я думаю о том, что ты работаешь на Скотта, всегда спрашиваю себя: что с тобой происходит? Неужели ты все забыл? Мы же его терпеть не могли, вместе над ним смеялись, для нас он был главный враг общества. А теперь ты ешь из его рук, и меня от этого тошнит.

– Он предложил мне хорошую работу, – возразил Джордж.

– Вязать свитера из овечьей шерсти – ты считаешь, это достойная работа для мужчины?

– Это лучше, чем вообще ничего. Сейчас везде безработица, поэтому я рад, что оказался при деле.

– Не заносись, Джордж…

Джон сделал паузу и сообщил о своем диагнозе, который, несомненно, должен была поставить его выше любой критики:

– У меня ВИЧ.

Брат недоверчиво уставился на него и пробормотал:

– У тебя? Но как ты мог…

– Минутная слабость.

– О боже! И ты… Ты как-то…

– Я лечусь, да, и не могу сказать, что это дается мне легко. Такая болезнь невольно заставит призадуматься, и вот почему я здесь. Мне хотелось увидеть маму, увидеть всех вас. Терять мне нечего, мне нужно было просто убедиться, что мама, по крайней мере, не