– Это может означать, что если мы проникнем в сознание одной из этих тварей… – сказала Элиза, чьи мысли развивались в том же направлении.

Аджай подхватил ее мысль, как бегун – эстафетную палочку.

– Можно будет общаться со всеми представителями этого вида, так как у них есть способность делиться «мыслями»…

– Коллективный разум, – сказала Элиза.

– Точно! – продолжил Аджай. – Сделаем еще один логический шаг в этом направлении: можно будет общаться со всеми растениями в целом. На каком-то грандиозном мифическом уровне.

– Чушь какая-то, – сказал Ник.

– Не помню, чтобы я тебя спрашивал, – тут же отозвался Аджай.

– Я бы сказал, стоит попробовать, – сказал Уилл.

– О чем же их спросить? – спросила Элиза.

– Не видели ли они поблизости высокого коренного американца или мертвого пилота вертолета, – ответил Ник. – И где нам раздобыть немного еды.

– Не слишком полезно, – сказал Аджай.

– На самом деле полезно, – возразил Уилл. – Секундочку.

Он включил Сеть, закрыл глаза и собрал свою ментальную энергию в облако намерений, которое затем направил к избранному цветку. Стараясь не ошеломить существо и не повредить ему, он сначала осторожно окутал его «мозг» облаком, посылая успокоительные сигналы.

Он почувствовал, как существо расслабилось и его «мозг» снова приобрел темно-зеленую окраску. А когда Уилл открыл линию связи между ними, пошла медленная эмоциональная реакция: возбуждение, всплески ненависти, свирепый гнев, сдерживаемый страхом.

Он сделал паузу, позволил существу успокоиться и снова вторгся в его «сознание», на этот раз проникая глубже – он понял, что это очень похоже на процесс обмена мыслями с Элизой и на то, что несколько раз пытался с ним сделать Лайл. Он проецировал свои мысли в мозг другого существа, но не захватнически, не с намерением причинить вред или наказать – только мягкое убеждение и попытка проникнуть в самые глубинные мысли…

Тут он почувствовал, как некая последняя линия сопротивления прогибается, и неожиданно понял, что он внутри. Впечатление было острым, неприятным, спутанным, тревожащим; это была атака на его чувства. Он оказался внутри чуждого сознания, где не было ничего знакомого или успокаивающего, и не мог найти ничего, что помогло бы ему понять, как устроено это сознание и как оно функционирует. Вокруг бурлили цвета и неопределенные силуэты, и Уилл решил, не сопротивляясь, плыть вместе с ними, куда бы это его ни привело.

Неожиданно он почувствовал, что его быстро несет в темноту какой-то подземный поток; множество силуэтов превратились во вспышки света со всех сторон. Он продолжал стремительно двигаться вперед и вниз. Все его инстинкты говорили об опасности, требовали отступить и спасаться. В нем нарастала паника, но он подавил ее одной властной мыслью:

«Они ведут меня туда, где мне необходимо быть».

Это помогло ему побороть страх. По мере продвижения силуэты приобретали очертания и измерения, а ощущение скорости или падения постепенно ослабевало. Очертания и краски становились все отчетливее, и Уилл понял, что видит какие-то картины, а вскоре начал их узнавать.

Так они мыслят. Не словами, а образами.

Затем он остановился. Совершенно неподвижно. Было прохладно и свежо. Он откуда-то знал, что находится глубоко под землей. Привыкнув к темноте, он увидел искрящееся свечение, исходящее от груд мха на другой стороне помещения, и скорее почувствовал, чем увидел вокруг себя мощную корневую систему – огромные, корявые, змеящиеся трубы органической материи тянулись вверх, вниз и во всех направлениях.

Ему пришло в голову, что, возможно, он попал сюда по одной из этих «труб». И что, если захочет, сможет продвигаться по любой из этих окружавших его теперь бесчисленных труб.

И, двигаясь по ним, он может попасть в любое место в Небытии. Он знал, чтобы определить это, существует особое слово, и оно всплыло в его сознании.

Вездесущие.

Потом в поток его сознания начали проникать другие образы, поступавшие из какого-то внешнего источника, и, переводя их в более легкий в обращении контекст, он начал воспринимать «мысли».

Это «дом». Это «то, что мы есть». Они все «едины». У этих форм жизни коллективный разум.

Значит, Аджай был прав. На этом самом первичном, базовом уровне они все связаны. И он, очевидно, вступил в контакт с источником или средоточием этого разума; Джерико, подумал он, мог бы назвать это «великим духом». Уилл глубоко вздохнул и решил нажать чуть сильнее, спроецировать себя глубже, пока не достигнет той точки, в которой «они» превращаются в…

Мы. Мы суть Один.

Он воспринял это не в словах, но с помощью кристально ясных картин, передававших идеи. Почти как иероглифы. Многого он не знал и вначале не мог проникнуть в их смысл. Но потом обнаружил, что немногие понятные ему даются без усилий, а за ними постепенно последовали и остальные, и наконец возникли более связные мысли.

Мы боимся Их. Тех, что Наверху. Они Творцы. Те, что Пришли После. После Начала.

Они Изменили Нас.

Уилл решил задать вопрос, конструируя его из тех же самых символов:

Кто Они?

В ответ возник образ существ, которых цветы называли «Творцами», – высоких, грозных, страшных фигур, монолитных, окутанных плащом тьмы, с лицами, скрытыми в глубокой тени. Группы таких существ возвышались над растениями со зловещими намерениями. Уилла охватил страх.

Его затопил поток эмоций; «чувства» показались ему наименее чуждым в растениях, и Уилл понял, что ему рассказывают всю историю их существования.

Он стал свидетелем самого процесса их создания, того, как эти существа перешли от идеи жизни, от чертежа, реализуемого с помощью каких-то загадочных средств, к примитивным физическим формам, которые медленно, очень медленно начали эволюционировать, прорываться из земли к свету и жизни, к пробуждению чувств. Далее следовал бесконечно долгий период смены жизни и смерти – физического умирания, но не исчезновения, сохранения силы рода и духовного плана – длительное мирное существование.

А затем, откуда ни возьмись, – мучительное яростное уничтожение; Уилл понял, что существ вырывали из земли, срывали с корней. Перенесли в какое-то стерильное, абсолютно чуждое, в основном металлическое окружение. Лишили питания, воды, естественного освещения, резали, разрывали на части и снова сшивали – отвратительные, бессердечные эксперименты.

Уилла словно захлестнула волна огня, от приступа резкой боли он едва не согнулся вдвое. Никакой границы между ним и этими существами больше не было. Он чувствовал то, что чувствовали они, знал то, что знали они.

Они Изменили Нас.

Теперь частью их природы стало что-то еще. Некое далекое, нежеланное другое. И сквозь эту боль Уилл ощутил странное и мощное родство с этими существами.