Три последних года после исчезновения Дилана у него никого не было. Вначале волнение, поиски, а потом уже просто не хотелось. Он по привычке погрузился в работу, не реагируя на постоянное заигрывание омежек. Он привык к тому, что их интересует не он сам, а его деньги и статус. И, если быть честным до конца, то, пожалуй, только его первая жена, Бьянка, испытывала к нему какие-то чувства. Хотя это было, скорее, чувство благодарности, чем любовь. Теперь, когда он весь сгорал от этого неистового чувства, он понимал, что это было что угодно, но только не любовь. Теперь он точно знал это и чувствовал огромную разницу между тем, что было и что творится с ним сейчас.

Вторая жена, Паола, была, скорее, удобным партнером, чем супругой. Ему было двадцать пять и он, едва встав на ноги, прокладывал себе дорогу в обществе. Она пользовалась его деньгами, а он - ее связями, укрепляя свое положение в обществе не только за счет имени отца, но и опираясь на поддержу семьи Паолы. Они продолжали поддерживать его и после ее смерти, видя его неподдельное горе от ее потери и долгую борьбу за жизнь их ребенка. Паола звала его по имени только во время секса, все остальное время по фамилии, потому что, в первую очередь, он для нее был сыном влиятельного отца, а уж потом мужем.

Третий муж, Стивви, был его прихотью. Доминик был спонсором спортивной команды и однажды ему представили молодого талантливого гонщика. Доминик поддался его живости и очарованию. Он был подвижный как ртуть, и такой же неуловимый. Стивви был вечно занят то подготовкой к соревнованиям, то составлением планов на будущие гонки. Он был сосредоточен только на себе и своих победах.

Четвертый муж Дилан, никогда не звал его иначе, как Кантарини. Даже во время секса он заводился, скорее, от его фамилии, чем от него самого. Всю свою любовь и заботу он отдавал драгоценностям. Но Доминик знал, на что шел, когда брал его в мужья. С ним было легко, он мог рассмешить Доминика. У него всегда было полно смешных историй и забавных сплетен.

Но Теодор, он был совсем другой. Его совсем не интересовали деньги Доминика или его положение в обществе. Тео искренне заботился о нем самом, порой, по-детски наивно и неуклюже, но всегда так тепло и искренне. Альфа не мог вспомнить, когда и кто в последний раз просто гладил его по волосам. Пожалуй, только дед, когда Доминик еще ребенком приезжал к нему в гости. А это «домашнее имя»! Руки начинали дрожать, когда он вспоминал, с какой нежностью смотрел на него Тео, когда объяснял ему это. Он думал о нем! Не о фамилии и возможностях, а о Доминике. Самом Доминике!

Альфа ухватился руками за перила галереи. Его трясло от нахлынувших воспоминаний и он почувствовал себя ребенком на цветущем лугу, спокойным и защищенным от всех невзгод потому, что знает, что его любят, и именно поэтому все будет хорошо.

Доминик почувствовал на себе чей-то взгляд и посмотрел вниз. Там стоял Эркюль и, приоткрыв рот, разглядывал его. Почувствовав глухое раздражение, он прищурился и, молча, указал рукой на дверь в гостиную. Омежка, просияв, бросился туда.

Эрекция была просто болезненной. Зайдя в спальню, Доминик начал раздеваться. Все, абсолютно все напоминало о Тео! Его запах еще держался на простынях. Не имея сил сдержаться, он упал на колени, утыкаясь носом в подушку Тео. Едва запустив руку в штаны, он болезненно кончил. Переведя дух, он понял, что животное внутри него все еще голодно и требует продолжения! Альфа, так долго спавший внутри него, вдруг проснулся и требовал свою омегу во имя продолжения рода.

Раздевшись и встав под душ, он рычал и кончал, и вновь возбуждался от воспоминаний о юном податливом теле, таком родном и любимом! Успокоившись немного, он начал рассуждать здраво. От Тео надо постараться держаться подальше! Надо обязательно дождаться течки, ведь вломившись в несозревший организм, он рискует сбить ему всю гормональную настройку на всю оставшуюся жизнь, обрекая того на проблемы с зачатием и прочие омежьи болезни. Надо взять себя в руки и потерпеть. Доминик рассмеялся. Брать себя в руки придётся буквально!

Успокоившись, он вышел из ванной и переоделся в чистую одежду. Войдя в кухню, он увидел перевернутый стол и разбитую посуду! Ну и утро выдалось! Тео так и не вышел из спальни. Может, уснул? Он тихо заглянул туда. Кровать была пуста, а из ванной раздавались громкие всхлипывания. Доминик забежал туда. Там на полу сидел завернутый в полотенце Тео и горько плакал.

Неожиданно

Доминик тихо вошел в ванную и присел перед заплаканным Тео.

- Зайка, что случилось? – альфа был встревожен. Что же могло случиться, пока его не было рядом?

- У меня внутри что-то сломалось, - Тео высморкался в уголок полотенца, – я не могу одеться.

- Что сломалось? - Доминик потрогал лоб. Прохладный, температуры нет. Он потянул на себя полотенце, чтобы осмотреть тело омеги, но Тео вцепился в него, не отдавая.

- Я не могу одеться. Только успокоюсь, начинаю вытираться, и все начинается заново, – Тео виновато потупил глаза, – со мной раньше такого никогда не происходило, это неправильно, так не должно быть!

- Прости, но я не понимаю, о чем ты говоришь? – Доминик был уже не на шутку встревожен, – что неправильно? Что здесь случилось?

- ВОТ! – Тео откинул край полотенца и показал стоящий колом член, – холодная вода уже не помогает! Стоит только выйти из душа и начать вытираться, как он опять… - омега злился, стараясь не смотреть в глаза альфе, - почему я не могу справиться с этим? Что со мной случилось? Что не так?

- Теодор, посмотри на меня, - на Доминика уставились голубые глазки Тео, встревоженные и несчастные, – у тебя эрекция, ты возбужден, это нормально. Не смотри такими непонимающими глазами, ты сегодня ночью кончил во сне. Думаю, что эрекция для тебя не такая уж новость.

- Ну, - Тео был явно смущен, – у меня бывали «мокрые» сны, но утренний душ устранял все неприятности. А почему сейчас не получается? И кроме этого мне больно… там.

- Тео, ты уже не ребенок, просто сегодня возбудился больше обычного. Поласкай себя, и тебе станет легче, – альфа не понимал,