Из штаба полка новых приказов не было – там понимали, что батальон Штосса уже не способен ни на какие действия. Хорошо, если ему удастся удержать позиции. И пополнить его было нечем: ни людей, ни панцеров.

Вальтер, распределив людей, приказал выставить на ночь караулы и отправился спать – слишком уж много за сегодня пережил и испытал.

* * *

После сражения за Скирмановские высоты 1-й гвардейской танковой бригаде Катукова пришлось всё-таки отойти – немцы бросили против неё (и всей 16-й армии) очень крупные силы. Для последнего рывка на Москву германское верховное командование выделило более пятидесяти дивизий, в том числе – тринадцать танковых и семь моторизованных, и немалая их часть пришлась на 16-ю армию генерала Рокоссовского. Первая гвардейская танковая бригада оставила Ново-Петровское и закрепилась на западном берегу Истры.

Трудный это был переход – с непрерывными боями, часто с намного превосходящими силами противника. Совершенно обычными стали схватки «трое наших против шести-восьми панцеров», а то и «двое против девяти-десяти». Но всё-таки сумели сохранить и технику, и боеспособность. К сожалению, после жесточайших сражений на ходу осталось всего тридцать машин, и ещё столько же находилось на СПАМе – ремонтники героически пытались починить танки и скорее вернуть в строй.

Михаил Катуков как мог берег свои машины (особенно Т-34), старался использовать их только для ударов из засад, но не всегда это получалось: приходилось поддерживать и пехоту (когда требовалось, скажем, очистить он гитлеровцев очередную деревню или провести разведку боем). И тогда танки гибли: от артиллерийского огня, действий солдат-истребителей, бомбовых ударов «Юнкерсов»… И, само собой, от выстрелов вражеских машин.

Гитлеровцы, поняв, что флангового охвата Москвы не получится, окончательно перешли к тактике точечных фронтальных ударов: собирали имеющиеся в наличие силы (особенно панцеры) и бросали в короткий бой – чтобы захватить очередной подмосковный город, посёлок или село. Это давало результат: с огромным напряжением, с большими потерями, но танковые группы Рейнгардта и Гёпнера всё-таки шли вперёд.

Костя Чуев продолжал героически сражаться и увеличил счёт подбитым немецким танкам. Но, к сожалению, у него был только один Т-34 – все остальные машины погибли или же находились в ремонте. Однако, как говорил великий Суворов, надо воевать не числом, а умением. И Костя старался следовать этому завету.

Пополнение ему обещали – как только удастся починить хотя бы пару-тройку «тридцатьчетвёрок». Тогда ему первому. Костя, в принципе, был согласен даже на «бэтэхи» – хоть что-то, но их тоже приходилось ждать. Ремонтники работали буквально день и ночь, старались изо всех сил, но им тоже требовалось время.

А пока Костин Т-34 (как и другие танки в батальоне) использовались в основном для небольших вылазок и быстрых наскоков на гитлеровцев. Его машину, правда, задействовали несколько чаще: комбат Гусев считал, что лейтенант Чуев очень удачлив – вон сколько уже панцеров сжёг и побил, а у самого – ни одного серьёзного повреждения! Вот и посылал его на разные задания. «Тридцатьчетвёрку» перекрасили в белый («зимний») цвет, и теперь сражаться стало немного легче: удобнее прятаться среди заснеженных полей. Именно маскировка (а также выдержка и сообразительность) помогли Косте Чуеву во время очередной опасной вылазки.

Его отправили поддержать огнём стрелковый батальон: очень нужно помочь товарищам! Гитлеровцы штурмовали колхозную МТС, где сидели пехотинцы, но, к счастью, пока безрезультатно. Однако в штабе армии решили всё же оставить позиции: разведчики сообщили, что с северо-востока движутся ещё панцеры, и они могут отрезать батальон от основных сил стрелковой дивизии. Чуева и направили прикрыть отход.

День выдался серенький, пасмурный, по земле бежала белая позёмка, грозившая в скором времени перерасти в настоящую метель. От села Крестовое, где стоял его танковый батальон, до станции было километров десять, Костя рассчитывал достичь МТС быстро: за полчаса или чуть больше. Идти же в основном по шоссе!

Однако быстро не вышло: на обледенелой, скользкой дороге вести машину оказалось довольно трудно. Несмотря на все усилия мехвода Ивана Лесового, «тридцатьчетвёрка» дважды едва не свалилась в кювет. На опасных участках приходилось ползти еле-еле, и это существенно замедлило движение. Костя почём зря клял лёд и мелкий снег, летевший прямо в лицо, затруднявший и без того неважный обзор. Скорость «тридцатьчетвёрки» резко снизилась, ползли, по сути, по-черепашьи.

На станции вовсю гремел бой – гитлеровцы пошли на решительный штурм. Судя по звукам выстрелов, немецкую пехоту поддерживали и панцеры. Вскоре на дороге показались отступающие красноармейцы, они вели в тыл легкораненых, тяжёлых несли на самодельных носилках или везли на конных повозках. Оборона станции пока держалась, однако с большим трудом – противник яростно наседал. И, самое главное, в любую минуту на дороге могли показаться немецкие танки. И раскатать отступающих в лепёшку…

Возле Т-34 появился начальник штаба стрелкового батальона старший лейтенант Ложкарёв, попросил Чуева: «Выручай, друг, задержи фашистов хоть на немного, дай отойти батальону! Видишь, сколько у нас раненых!» Костя кивнул: ладно, постараюсь! Но как это сделать? Если и в самом деле на шоссе появятся панцеры… Немцы обычно наступают силами не менее танковой роты, а он тут один. В такой ситуации никакая удача не поможет!

Но придумал, что делать. Приказал мехводу Лесовому: «Встань прямо на середине дороги!» Иван удивился: место узкое, скользкое, неудобное, особо не развернёшься, лучше драться в чистом поле, пусть даже в глубоком снегу. Но приказ, разумеется, выполнил.

Костя объяснил экипажу свой план: подпустим гитлеровцев ближе и расстреляем в упор. Нужно подбить лишь первые две машины, они надёжно закупорят шоссе. В обход же, через поле, гитлеровцы не пойдут, побоятся увязнуть. У немецких танков проходимость совсем не такая, как у нас.

– Понятно, – кивнул Лесовой, – но фрицы же не дураки, соваться к нам близко не будут. Расстреляют издалека, как в тире. И все дела!

Ивану, кстати, как и заряжающему Борису Локтеву, недавно присвоили очередное звание – сержанта, а Миша Малов стал ефрейтором. Но отметить это радостное событие пока ещё не успели – не было времени. Днём – в боях, а вечером и ночью времени хватает лишь на то, чтобы поесть, пополнить боезапас, залить в баки горючее и немного поспать. Но ничего, вот прогоним немцев дальше от Москвы…

– А мы притворимся мёртвыми! – чуть улыбнулся Чуев.

Он велел заглушить двигатель, открыть верхний люк, немного повернуть башню и опустить вниз орудие. И зажечь на лобовой броне какое-нибудь старое промасленное тряпье – чтобы гуще дымило. Получилось замечательно: подбитая брошенная машина – да и только! Теперь надо ждать немцев, они обязательно подойдут, причём близко. А куда им деваться: по полю – не обогнёшь, глубокий снег, значит, постараются сдвинуть, столкнуть на обочину «мёртвый» Т-34 и проползти по самому краю дороги.

Ладно, приготовились, стали ждать. Советские пехотинцы отходили, выстрелы на станции начали стихать – штурм, видимо, закончился, немцы заняли МТС. Погода постепенно ухудшалась: ветер усиливался, снег летел уже крупными хлопьями, заносил «тридцатьчетвёрку». Сидеть внутри было холодно – через открытый люк проникал ледяной воздух, но все терпели: понимали, что танк должен выглядеть брошенным. Чтобы немцы непременно в это поверили…