Варя окутала место сцепления наших тел и взаимных желаний тучей тёмных волос, ритмично высасывая меня и ноготками исследуя моё тело. Легкие касания, порхнувшие по внутренней стороне бёдер, задержались внизу живота и проскользили выше. Я выгнулся навстречу, когда девушка сжала мои грудные мышцы, как это сделал бы с ней я, вцепилась в соски, оттягивая их, и, длинно вытягивая изо рта член, чуть царапала тонкую кожу зубками — это пикантная острота, как кайенский перец в сахарном сиропе — одновременно безумно возбуждала и дарила неземное облегчение. Из-за копны щекотавших кожу волос я не мог видеть, что происходило между моих ног, но оттого только ярче чувствовал и вцепился взглядом в загорелую попу, выпяченную дерзко и развратно. Хотелось запустить пальцы в глубинное тепло шикарного девичьего тела, подразнить клитор и ощутить её движения навстречу. Эта девушка воспалила мою плоть, я превратился в ненасытный сгусток наэлектризованных до предела нервов, соединивших свои окончания в торчащей бите, обласканной молодой распутницей. И мне её было мало. Хотелось отдаться ей пошло, грязно, бесцеремонно, стечь в ласковый рот густо и щедро, освобождая каждую клеточку тела от застарелого напряжения.

Распятый в собственной машине какой-то девчонкой в два раза младше меня в бесстыдной позе лягушки, я вжимался в её рот глубокими движениями. Ухватился за ручки над дверцами, упёрся ногами в спинки сидений и трахал её, не в силах больше терпеть. Яйца ломило, член разбух и ходил между губ Вари очень плотно, я уже изнемогал от горячего предвкушения скорого оргазма. Тело само рвалось к пику наслаждения, я, словно буйно помешанный, орал от долгожданного, выстраданного и немного болезненного облегчения, быстро полоснувшего по яйцам острым коготками, пробежавшего по стволу и выстрелившего в рот девушки семя. Я чуть не плакал от почти забытого ощущения облегчения, будто онемел на несколько секунд, а потом, снова обретя чувствительность тела, понял — она меня испила, но не иссушила. Во мне осталось ещё много того, от чего я жаждал избавиться.

— Иди сюда… — вернул ее же слова и откинул с её лица тяжёлый занавес ароматных волос — она пахла белыми розами и невинностью, которой в ней не было.

Приятно, но не волшебно. Не так невыразимо, как Несси.

Я отогнал эту мысль к чертям подальше и впился в приоткрытый рот поцелуем.

США, штат Теннесси, Вудлейк

Я обхватила голову руками. Со мной ли это происходит? Немногим больше трёх месяцев назад в День независимости я шла по улице Нью-Йорка и не могла даже подумать, что стану любовницей миллиардера, что буду беременна и влюблена без памяти. Что это? Щедрая расплата или страшная награда? Когда всё сменило полярность, изменилось, сошло с орбиты и вошло в зону апокалипсиса? Почему?

Мы расстались с Никитой, он оборвал единственную паутинку, соединявшую нас, но мы оказалась связаны куда крепче — будущим ребенком.

Я задержалась у родителей на неделю дольше, но уже подходил к концу сентябрь, а я все еще бездарно прожигала время. Келли отлично справлялась с кафе, на банковский счёт исправно капала выручка. Но пора было возвращаться, потому что дел накопилось много, и никто их за меня не решит: не выдаст зарплату команде, не заплатит налоги, не встретится с адвокатом, который подготовил документы для суда и ждал только встречи со мной, чтобы я все проверила. Не собиралась спускать Стэйре подлую выходку с рук, засунула ее номер в черный список, потому что она пыталась до меня дозвониться, писала сообщения, которые я даже не открывала. Невыносима была одна только мысль о том, что она так меня подставила. Я извелась, дергаясь от каждого сигнала своего телефона, шума автомобильных покрышек по тихой улице Вудлейка перед домом — мне казалось, что Никита вот-вот появится. Я с ужасом представляла, как он на меня будет смотреть после всего этого, и оправдательные речи не складывались даже в голове.

Последнее слово всегда говорит поступок — это я четко понимала.

Я даже по улицам родного городка не очень-то гуляла после того, как заметила, что на меня оглядываются и перешептываются. Хотела быть знаменитым парфюмером, стала знаменитой шлюхой, продавшей девственность. Золотой писькой, с легкой руки Стэйры.

Чтобы хоть как-то отвлечься от постоянного неприятного чувства вины, штудировала свои конспекты по химии и ботанике, составляла новые формулы ароматов и записывала рецепты уникальных парфюмерных линий. Пожалела, что не смогла работать в «Demeter» на Пятой авеню — после психоневрологии попала в негласный чёрный список, но решила попытать счастья и отправила анкету в другой бутик недалеко от моего кафе и небольшой меблированной трехкомнатной квартирки, которую сняла. Я уже уверенно рисовала в воображении свою жизнь с сыном, представляла, какой должна быть у него няня, как будет выглядеть его комната…

На эту тему с отцом у нас вышел серьезный разговор. Он был против моего возращения в «вертеп», настаивал вернуть кафе Наоми и забыть о том, что со мной случилось в городе-мечте. Но я не могла. Косые взгляды здесь, в родном городке, припечатывали позор несмываемыми клеймами, я просто горела от них, физически ощутимых, когда бегала в магазинчик или просто выходила подышать воздухом. Майкл пару раз подрался с друзьями из-за насмешек надо мной. Я не хотела портить жизнь себе и ребенку, своим родителям и брату.

Отец все же, как бы ни хотел оставить меня дома, смирился с моим решением, хотя и грозился застрелить в Вудлейке каждого, кто обидит меня или его внука. А я задумалась о том, чтобы они с мамой и моим братом тоже переехали из Вудлейка. Куда угодно, не обязательно в Нью-Йорк, даже лучше, если бы это был Корал Гейблс. Этот уютный город мне понравился, а близость моря и отсутствие зимы пошли бы здоровью родителей на пользу. Была уверена, что мои папа и мама обязательно подружились бы с Блэр, играли вместе в бридж…

Эта мысль так захватила, рисовала такие уютные картины, грела душу, что я решилась, когда вернусь в Большое яблоко, позвонить Экену и пригласить их с Маури в моё кафе. Может даже быть, опытный повар даст мастер-класс моим нерасторопным кухонным работникам.

Нет, я никак не могла остаться здесь. И родителей оставить тоже не могла. И Майкл, хоть и не подал виду, но я видела, что был бы рад сменить убогие пейзажи на воодушевляющие перспективы. Что ему тут светило? Ничего. А мне хотелось помочь брату, и он рад был принять помощь, хотя в его шестнадцать лет друзья еще оставались на первом месте.

Размечталась так, что по лицу текли слезы не то от тоски по старикам, служившим семье Соломатов, не то по судьбе матери-одиночки, на которую обрекала себя, не то по разрушенной мечте быть с Никитой, не то по всему сразу.

Мама вошла в комнату, и я села на кровати, сложив ноги в позу лотоса, вытерла мокрые щеки.

— Несь, всё в порядке? — тревожилась она. — Ты с утра ещё не ела, хочешь салат с мясом?