ошейнике которой уже была застегнута цепочка, тащила меня с такой силой, что приходилось едва ли не бежать, и это тогда, когда я с трудом ногами перебирал.

— Ой, это опять вы? — я сразу же стряхнул с себя усталость и оцепенение, и даже Щедров пришел в себя и распрямил плечи перед двумя очаровательными некромантками, с которыми мы познакомились в наш прошлый визит на это кладбище. — Мы сегодня дежурные, пришли проверить, все ли нормально, и не нет ли неправильно упокоенных или совсем неупокоенных учебных пособий. А вы что здесь делаете?

— Мы-то? — я оглянулся. Так и есть, что Петр, что Щедров старательно улыбались хихикающим девчонкам, доверяя отвечать на неудобные вопросы мне. — Мы мою пантеру выгуливаем, — я вымученно улыбнулся и тут Соня с такой силой дернула вперед, стремясь попасть в тепло и уют дома двоюродного деда, что я не удержался и все-таки растянулся на земле, по которой эта дрянь меня еще и протащить пару метров умудрилась.

— И похоже, что нам пора, — продолжая улыбаться, заявил Петр, бросаясь ко мне и помогая встать на ноги. — Сонечка уже нагулялась, видите, как рвется домой.

— Да, девчонки, еще увидимся, — и Щедров, отсалютовав девушкам, поспешил ретироваться, пока не прозвучал вопрос о том, с какого перепуга мы выбрали столь экзотичное место для выгуливания довольно экзотичной кошки.

Глава 12

— Где ты был ночью? — Настя вышла из душа, завернутая в одно полотенце, и села на кровать рядом со мной. Я отложил в сторону книгу, которую в этот момент читал, и посмотрел на нее. Все-таки красотка, и, как ни странно, я еще не устал от нее.

— На свиданье ходил, встретил недавно одну девушку из ремесленной Академии, и решил быстренько устроить свидание на ближайшем кладбище. Ну а что, ночь, романтика, кладбище опять же, неупокоенные мертвые серенаду поют, создавая подобающую атмосферу. Ты спишь и не помешаешь...

— Прекрати, — она схватила свою подушку и запустила ею в меня, я сумел отклониться, и хохотнул. — Ты же знаешь, что я плохо реагирую на подобные вещи.

— К сожалению, знаю, — я вздохнул и снова поднял книгу. — Соня в кои-то веки решила погулять, пришлось вставать и идти ночью на мороз.

— А откуда ты узнал, что твоя пантера хочет на улицу? — Соня, услышав мою версию нашего ночного приключения, подняла голову и вопросительно посмотрела на меня.

— Когда тебя будит большая кошка, которая принесла при этом в пасти поводок, трудно не догадаться, — ответил я, прикидывая, когда можно будет признаться Клыковой в том, что Соня не обычная пантера. Пока, во всяком случае, я не был к этому готов. Хоть мы были и близки, даже больше, но помолвка — это еще не принятие человека в семью, так что знать больше, нежели и так видно невооружённым взглядом, ей точно не следовало. Какие финты может преподнести действие зелья мы не знали, да и как потом может сложиться наше с ней будущее тоже, поэтому секретная информация останется до поры до времени секретной. Поэтому никакого огромного лотка в виде песочницы рядом со мной точно не будет, как бы не пытался убедить меня Петр и соглашающаяся с ним Соня, потому что это объяснить будет еще сложнее.

— Романов, ну обрати уже на меня внимание, — Настя, потрясла меня за плечо. — Я перед тобой почти голая сижу, а ты в книжку свою дурацкую уперся.

— Я уже видел тебя совершенно голой буквально пару часов назад, и не только видел, — я посмотрел на нее в упор, и Настя немного сдала назад. Она уже поняла, что на меня сильно давить нельзя. Я многое ей прощал, входя в положение, и понимал, что некоторые вещи Клыкова не может не совершать под влиянием зелья, но человеколюбию меня не научили в детстве, поэтому я вполне мог и пожертвовать ею, если вдруг совсем прижмет, и Настя однажды это осознала и не пыталась больше контролировать каждый мой шаг.

— Интересно пишут? — она кивнула на книгу, которую я держал в руках.

— Да, вполне, — я протянул ей том, добытый в библиотеке. Прочитал я к этому времени не так уж и много, больше пробежался по страницам, чтобы убедиться, что это именно то, что мне нужно, после чего углубился в более вдумчивое изучение написанного, за которым я провел остаток ночи, прерываясь только на Настю, и то, чтобы расслабиться после злоключений и дать отдых глазам. Клыкова повертела ее в руках, хмыкнула и аккуратно положила книгу рядом со мной.

— Романов, ты издеваешься надо мной? — я удивленно посмотрел на нее. — На каком языке она написана?

— На греческом, — пожав плечами, я слегка ее подвинул и поднялся с кровати, потягиваясь. Надо бы в душ сходить, да и вставать уже пора. Скоро завтрак, а Прасковья Федоровна очень огорчалась, когда кто-то из домашних опаздывал или вовсе не приходил на приемы пищи. Никогда не понимал этого трепетного отношения к традиционным приемам пищи в кругу всех членом семьи, большинство которых хотело в эти моменты хотели воткнуть вилку в глаз особо любимого родственничку, а меньшей части эти самые родственники были глубоко безразличны. Как правило, покушения, умерщвления, смена власти во главе стола происходила как раз в периоды таких вот застолий, поэтому никакого пиетета и любви во мне они точно не вызывали. Но, так или иначе, ходить на них все равно приходилось. Уважение высказать, да новости узнать, которые могли быть оглашены только за приемом пищи. От слуг конечно всегда больше толку в плане новостей, но лично присутствовать все равно нужно. Нет, Прасковья мне слова плохого не скажет, но вполне может отыграться на тех же слугах. Зачем ее провоцировать, если можно просто вовремя спуститься в столовую?

— Хочешь сказать, что знаешь греческий? — Клыкова прищурилась.

— Ну да. Еще немецкий, французский, совсем немного английский. А вот с латынью у меня не очень. Нет, понимать — я ее понимаю, но читать что-то на этом языке точно не смогу без словаря или специального заклятья, — взлохматив волосы, я двинулся в сторону ванной, но тут в комнату ввалился как всегда без стука Петр.

— Ответь мне, отрада для моих глаз, вот это голое тело собирается в душ, или уже из него? —