– Ну, лично мне, – сказала Джейми, – не нравится каждый из этих уродов. Какой-то ящик Пандоры с отвратительным поведением! Их всех надо засадить за решетку. Однако у одного Ройса нет криминального прошлого.

– У Ройса и Вирджила Хелма.

– Да, – ответила Джейми, – но исчезновение Хелма наталкивает на эту мысль. Он знал, что находится за стеной. Зачем еще ему сбегать за день до санитарной инспекции?

– Тогда почему он не вытащил тела до того, как убрали доски? У него была куча времени.

– Может, он только той ночью их и положил?

– А может, Макгинти? – раздумывал Демарко. – Должно быть, они ненавидели друг друга. Белый анархист работает на черного антибелого расиста?

– Да уж, представь динамику их отношений, – сказала Джейми.

Демарко потряс головой и глубоко и раздраженно выдохнул. Она положила руку на его плечо и слегка размяла его мышцы.

– Думаешь, нам снова стоит поговорить с Висенте? Снова собрать отступников для очередного веселого обеда без еды?

– С Висенте – возможно. Но не со всеми тремя. Если только ты не хочешь, чтобы тебе погадали.

– Ей до безумия хочется тебе погадать. Ты же это понимаешь?

Демарко отодвинул свой стул от стола.

– Это самая страшная бабулька, которую я когда-либо видел.

– Что именно тебя пугает?

– Что-то в ее глазах. То, как она на меня смотрит.

– Она заглядывает к тебе в душу, любовь моя, – Джейми наклонилась к нему. – Раскрывает все твои тайны.

Демарко поморщился, а затем отодвинулся и встал. Он подошел к раковине, вылил остатки кофе и вымыл кружку. Затем глянул на время на духовке. 16:27.

– Нам нужно связаться с местным отделением, прежде чем мы начнем копаться в этом деле, – сказал он.

– Не с Висенте?

– Я пытаюсь вспомнить, что Хойл говорил о пасторе Ройсе. Я точно помню, что он назвал его мошенником. Я что-то насчет… «Ни на чьи руки преступления пока что не повесили». Тогда мы говорили конкретно о Ройсе.

– Получается, он думает, что это Ройс?

– Мне именно так и показалось. Он еще сказал, что один его коллега уверен, что Ройс вовлечен в это дело. И я ставлю на то, что этот коллега – Висенте.

– Ладно, – сказала Джейми. – Предположим, что это действительно Ройс. Может, он использовал Макгинти и Хелма, чтобы заманить девушек. Может, здесь замешаны наркотики. Они оба работали на Ройса.

– Но исчез только один из них, – сказал Демарко.

– Или его заставили исчезнуть, – добавила Джейми.

Демарко кивнул и сжал губы. Затем он указал пальцем на бумаги:

– Здесь чувствуется стиль адвоката. А адвокаты манипулируют. Я предлагаю поговорить с отделом шерифа и ребятами из полиции штата. И пока мы этим занимаемся, нарыть что-нибудь про этих отступников.

– Так мы беремся за это? – уточнила Джейми. – Мы в деле?

Он моргнул и выглядел пораженным.

– Черт, – сказал Райан. – А как же Новый Орлеан? Ки-Уэст? Их фирменный лаймовый пирог?

Джейми подошла к нему сзади, поставила свою кружку в раковину и обвила руки вокруг его талии.

– Все, что захочешь, малыш. Я буду с тобой в любом случае.

– Для тебя «сержант малыш», солдат, – накрыл он ее руки своими.

– Приятно, что дом в нашем распоряжении, да? – она зарылась носом ему в шею.

– И никакой Ричи не стоит у окна и не слушает твои стоны.

– Да, а вот этого мне будет не хватать, – сказала она ему. – Слушай, а может, запишем ему видео?

В детстве во время прогулок по рельсам Райан иногда натыкался на черную змею или ядовитую гадюку, греющуюся на шпале или сбрасывающую кожу на зачерствевшую золу. Он видел опоссумов и сурков, енотов, бродячих собак и диких кошек, иногда лис и дважды черного медведя. Белохвостые пауки всегда выскакивали из высокой травы и пробирались сквозь кальмию в лес, что рос вдоль склона холма. Однажды он наткнулся на какого-то орла, сидевшего на ржавом поручне и вырывавшего куски розового мяса из луны-рыбы, которая отчаянно пыталась вырваться из когтей. Он любил исследовать развалины старых привокзальных домов и пивнушек, точно знал, какие из них старшеклассники использовали летом для своих вечеринок с пивом, сексом и травкой.

Однажды он увидел странную форму, поднимающуюся из теплой золы, и когда подошел ближе, то понял, что это какая-то причудливая каймановая черепаха – ее панцирь был размером с обруч от бочки и покрыт толстыми шипами, которые спускались по ее длинному хвосту и широкой голове. Он поднес сухую палку к ее похожей на ключ пасти, и черепаха схватила палку и сломала пополам.

В тринадцать лет он нашел заряженный револьвер, завернутый в грязную тряпку, в углу брошенного товарного вагона. Он боялся дотронуться до ткани, только если ногой, потом боялся отодрать этот замызганный лоскут, а потом некоторое время боялся поднять револьвер. Но он все-таки сделал все вышеперечисленное, а затем выглянул из вагона, оглядел все три стороны, спустился на землю и побежал в лес, крепко прижимая револьвер к бедру.

Примерно в миле от дома, где лиственный лес сменился красными соснами, он остановился перевести дух. Там он мог почувствовать запах сосновых иголок, но еще и дыма литейных заводов и городской копоти. Райан встал среди сосен в маленькое пятнышко солнечного света и рассмотрел револьвер. Он был тяжелым, ствол гладкий и черный как смоль, а в рукоятке по обе стороны были темные деревянные вставки. В обойме имелись четыре пули и два пустых места.

Только дома, в своей комнате, когда убедился, что мама спит, он вытряхнул пули из обоймы и опробовал курок и спусковой крючок. Он понял, как снять предохранитель и насколько сильно нужно нажать на спусковой крючок, чтобы спустить курок.

Иногда, когда отец кричал на кухне и поливал мать грязью за что-нибудь, Райан лежал на кровати, засунув руку под подушку и положив ее поверх заряженного револьвера. Иногда он ставил палец на спусковой крючок и думал: «Как только я захочу».

Когда ему было пятнадцать, его отца нашли мертвым в 03:00 на парковке его любимого бара. Любимого, потому что идти до него было всего двадцать минут, и там всегда кто-нибудь наливал ему пиво за доллар. Он всегда пил рядом с домом, потому что у него не было машины и права у него забрали. Мальчик думал, что теперь его мама снова будет счастлива, раз никто ее не бьет, но она стала еще печальнее и вставала с постели только в туалет. Он открывал банку супа, разогревал его в микроволновке и подавал ей в кофейной кружке, но она никогда не делала больше двух глотков, и на следующее утро он так и стоял на тумбочке, засохший по краям.

Когда он был в армии в Панаме, Красный Крест сообщил ему, что его мать лезвием бритвы сделала длинные разрезы на обеих руках с внутренней стороны от локтей до ладоней. На похоронах какая-то женщина, которую он не узнал, сказала ему: «А она вокруг да около не ходит, да? Должна признать, это восхищает». Он даже почувствовал довольно нелепую гордость за то, что его мать проявила такую решимость. Хотя, насколько он помнил, она никогда не держала своих обещаний.