— И ни хрена не принесли! Гы-гы-гы…

— Гы-гы-гы…

Оба ржут — эка веселые какие.

— Мальчики, а мы только что вспоминали ваш фольклор! — натурально обрадовалась Казанцева.

— Чиво-о? — тупо переглянулись мужики. — Какой такой фольклор? Мы это, чисто доложиться заглянули.

Я критически оглядел артистов.

— Красиво заглядываете. Слышь, Сомов… Да и ты, Гриш. Ну вы хоть это, хоть носы красные наденьте, что ли! Круглые. Бороды приличные нацепите. Куда вы с такими рожами по зоне ходите? Что вы народ пугаете? Дети кругом.

Гоблин быстро огляделся в поисках детей.

— Командор, усе будет «олрайт, бикфордов шнур»! Носы в карманах.

— Поделили?

— Ну! Значит, мы масти так раскидали: я Белую Церковь рву на части, потом красной молнией в Заостровское — там долго.

— А… Значит, с Эльзой полетишь.

— He-а, на бибике.

— А что не самолетом? Бензин выделен, ВПП в станице есть, Эльза ее одобрила.

— Да стемнеет уже, на хрена нам садиться в темень? Убиц-ца, на? В станицу мы с Коломийцевым сходим. Типа туда-сюда, «как провожают пароходы», «Пароходик Ту-Ту!». А Гриша валит на Кордон, на Дальний и в Ментовку. Оба вечером.

— Добро. Только вот что… Вы не квасьте в гостях больше нормы, лады? У нас тут завтра пойдут утренники, елки всякие… так? — я обернулся к женщинам.

Зенгер на секунду отвлеклась:

— Промоем.

И опять согнулась над яркими блестящими пакетами.

— Девочки, а что это вы тут делаете, а? — Мужики наконец-то заметили суету вокруг столешницы.

— Иди, Гриш, иди! — хором зашикали бабы.

Ну, и я пошел вместе с ними.

Пусть они тут комплекты собирают, а я к Юрику загляну.

Радист сидел возле какого-то агрегата и безжалостно драл из него кишки. Прямо зверь. В синей пуховой «безрукавке» на рубашку, синенькие штаны мешочком и вязаные тапки с помпонами. Уютно у Юрки, как всегда. И вот что интересно: зимой в его радиообители еще уютней, чем летом. Камин мерцает, огоньки светятся… Форточка застекленной бойницы приоткрыта, на стекле каемка пушистого снега.

— Привет, Кренкель.

— Алоха, феф… А фкажи народу, фто вместо курева будет тем, кто некуряфий? — поприветствовал меня радист с набитым ртом.

Еханабаден… Ну как все и все узнают, а?

— Откуда знаешь-то?

— Гришка хвастал, что все эпикурейцы получат по блоку «Лаки Страйк».

Ну, Гонта… трепло.

— Леденцов земляничных по весу. Только не болтай, пожалуйста.

— Что ты, шеф, могила!

— Ага… могила.

Радист уже окончательно оторвался от работы, дожевал пряник, подошел к маленькому самопальному столику, брякнул крышкой сахарницы, заварил кофею, разлил в термокружки. По залу поплыл восхитительный аромат.

— Телеграммы тебе принесли? Прочитал?

Франки первые наш анклав поздравили. Культурные. Сильва лично подписала радиограмму. Египтяне тоже не забыли, прислали — Саид Нафаль более витиеват, по-восточному многословен. Мы, конечно, их тоже поздравили, Демченко сочинял.

— Прочитал, отдал на распечатку. А ты нашу разослал? — лениво поинтересовался я.

— А то. Только рано вроде. Надо было сегодня вечером.

— Ниче, ниче, потом упьешься, поди…

— Да ну тебя. Айда лучше наверх, будем красоту смотреть, только куртяк накину. Кружку-то бери. И мою подержи пока. Ща оденусь.

Не хочу вставать: в кресле так удобно, так тихо в радиорубке. Только устроился — никто не бегает, не орет.

Поднялись мы наверх, вздохнули с макушки донжона порцией свежего воздуха.

Флаг анклава почти неподвижен, пять звездочек на полотне не видны за складками полотнища. Чехол ДШК укрыт снежком, антенна РЛС мерно крутится — ровно двадцать оборотов в минуту.

И здесь тоже красивей, чем летом!

Или это во мне «сибирский зимний» человек говорит?

Кстати, я всегда зиму любил больше других сезонов. Чистая она всегда. Свежая.

Морозец на улице более чем слабый — всего минус пять. У нас на Енисее такой не достоин гордого звания «Мороз». Здесь — зима зимическая… А вот снега навалило много. Местами даже очень много, и еще с небес валит. Трудяги ДТ-75 еле успевают своевременно проезжать — сгребать и сдувать «шнеком» сугробы с трасс и площадок, в две смены техника работает: первые машинисты начинают в пять утра, чтобы успеть пробить завалы к началу рабочего дня. Жаль, шнек стоит лишь на одном, второй — с отвалом. Есть еще один маленький шнекоротор, на мотоблоке — в Посаде. Теперь основные хозработы у нас, ну те, что «в обязаловке», — расчистка территории от снега. Остофигела эта «зачистка» всему населению. А делать нечего: без ручного труда тут никак не обойдешься. Так что наколотили плотники классических снеговых лопат с фанерной «гребалой», как у дворников, и «арбайт» всем миром.

Волга, как и предполагалось многими, не встала. И хорошо, и плохо.

«Дункан» лениво идет от Острова, пыхтит хорошо видимым в морозном воздухе выхлопом — буксир топливо забрасывал сначала в Заостровскую, а потом и Самохинской банде. Последние дни только по этому треугольнику пароход и ходит. Коломийцев весь изгваздался, требует «логистики» — выучил слово, старый хрен. А не получается безупречная логистика, ибо у нас тут Замок Россия, не какой-нибудь там тевтонский «айне колонне марширт».

На севере, возле границы леса, — густые дымы.

Две рубленые бани празднично кочегарят трубами, там течет ручей Звонкий, впадающий в Волгу, там же выкопан бассейн с дощатым мостиком и сходнями: это для моржевания, есть у нас странные люди. Одна баня — женская. Медики, объединившись с пищевиками, выжали досуха все службы, изругались на год вперед, но в итоге баньку бабам построили. Парятся они партиями, в очередь, по графику, что висит в столовой. Парятся… Партиями… Мягкие аппетитные бабы.

Так! Где тут стереотруба?

— Александрович, ни хрена ты так не увидишь: у них дверь сбоку, оттуда они выскакивают к бассейну. Как по расписанию, кстати. — Веселый Вотяков посмотрел на часы. — Скоро пойдут, но не отсюда. Это тебе надо на стену выйти, на угловую башню. Ну и бинокль в руки.

— Все знаешь! — восхитился я. — Вуайерист?

— Точно, — охотно согласился он. — Зато не гладиатор.

— Это как?

— Это те, кто уже просто гладят, гладят…

Жаль, что еще не стемнело.

Между замком и баней вечерами светятся гроздья огоньков. Кузнец с чехом свое совместное хозяйство не просто украсили — они там целый снеговой городок сделали. И елочка своя стоит, и фигурки миниатюрные из подручного материала. В центре, на снежной башенке с резными зубцами — совершенно сюрреалистический Дед Мороз, похожий на взлетающее привидение, собран он из тонкой проволоки, со стеклянными светильниками-подсвечниками. Вечером хозяева их зажигают.