Только когда мы с семьей жили в Пскове, я маленькая была и сейчас не помню точно, во сколько слоев надо вязать полотнища – кажется в три, но следует проверку провести изготовленных полотнищ на прочность.

Присутствовавшие в избе мужики недовольно зароптали. Было видно, что они завидовали знаниям и смекалке Анфисы. Особенно негодовал маленький чернявый мужичок, по имени Кузьма. Кузьма был вдовцом и жил по соседству с Анфисой один, с двумя сыновьями, пару раз сватался за мастерицу, но каждый раза получал отказ, а тут появилась возможность уесть соседку за ее гонор.

– Ишь, какая ты, прям бронных дел мастерица! – начал он задиристо. – Так и сделаешь доспехи сама, без мужиков? А как воин будет саблей рубиться в таком халате, ведь у него толстые стеганые рукава будут, которые руку с оружием даже поднять не дадут?»

– Ты, Кузьма, не злобствуй, – ответила ему строго Анфиса. – Во-первых, рукава у тягиляя делаются только до локтя и широкие, чтобы можно было в них рукой двигать, а, во-вторых, я только показать могу, как плести полотнища из веревок, поскольку работа эта тяжелая и ее могут только мужики делать.

Хворостинин остановил ненужные пререкания мастеров:

– Давай, Анфиса, командуй. Делайте прямо сейчас кусок бронного полотна из пеньковых канатов, а мы его потом испытаем.

Быстрая стала уверенно распоряжаться мужиками: кому разобрать стоявший на сеновале у Грузного тюк пакли, кому крутить из нее веревки, кому плести веревочные маты, как покажет мастерица, кому переплетать эти маты между собой.

Потом Анфиса вместе с хозяйкой дома прикрепили к полученному полотнищу сверху и снизу куски парусинной ткани и простегали нитками полученную мягкую бронь.

Все вышли на двор. Никифор прикрепил сооруженный образец брони на стене избы и вооружился луком и стрелами, оставшимися у него после службы в земском ополчении.

Пока совершалась вся эта работа, около двора старосты собралось любопытствующее население деревни.

Деревенские дети радостно бегали по двору, толкали друг друга в глубокие снежные сугробы, когда догоняли, а упав, погружались в них с головой и радостно при этом смеялись. Смеялись потому, что светило яркое солнце, а сугробы, в которые они падали, были пушисты и холодны.

Сыновья Кузьмы – близнецы Борис и Глеб придумали шалость. Они незаметно прорыли нору в самом большом сугробе у плетня и когда к нему приблизились дочки Анфисы, с криками выскочили наружу и обсыпали их снегом. Девки сначала закричали от неожиданности, а потом стали смеяться и бросать в мальчишек в ответ кусками смерзшегося снега.

Деревенские мужики и бабы в это время степенно стояли за только что починенным плетнем, разговаривали между собой о видах на урожай озимых и делали вид, что остановились у двора старосты совсем случайно. От выходки сынов Кузьмы бабы тоже испугались и закричали, а потом стали незлобиво ругать их, а заодно и всех не в меру расшалившихся детей.

Вышедший на двор и наблюдавший за детскими играми Хворостинин подумал: «А вот ради этих шалящих русских детей мы и собираемся биться с полчищами басурман. Сложим мы свои головы в битве, а дети останутся живы, подрастут, построит новый гуляй-город, нашьют новых тегиляев, выкуют новые сабли и пойдут на битву, чтобы и их дети могли беззаботно бегать по двору, валить друг друга в пушистые, холодные сугробы и смеяться при этом.

А что он? Пусть он сейчас наместник большого города. Но детей у него нет, умрет он, и заменить его в этом вечном круговороте жизни будет некому».

От этих мыслей у Дмитрия Ивановича на душе стало ужасно тоскливо. Раньше такая тоска никогда к нему близко не подступала. И тут он, неожиданно для самого себя, решил, что если выживет в предстоящей битве, то обязательно женится на Евфросинии и удочерит ее Авдотью.

Никифор, меж тем, согнал со двора бегавших там детей, отмерил шестьдесят шагов и выпустил из лука по только что изготовленной «мягкой броне» стрелу, потом подошел на двадцать шагов ближе и выпустил еще одну, а затем выпустил последнюю стрелу с расстояния в двадцать шагов.

Сняв испытываемый образец со стены, староста принес его к стоявшим тут же во дворе членам импровизированного «военно-технического совета». Ни одна из стрел не пробила насквозь веревочный панцирь.

Анфиса же, посмотрев на результаты испытаний, сказала:

– Надо туже переплетать канаты между собой и делать четыре слоя. У татар луки посильнее будут, чем у Никифора, и они трехслойную броню пробьют.

– А чего раньше не говорила про то, что в четыре слоя делать броню надо? – все не мог успокоиться Кузьма.

– А оттого, что я вам, мужикам, каши раньше готовила, а не брони вязала, – огрызнулась бойкая вдова. – А вы той каши мало ели и татар побить не могли. Так, что мне теперь и доспехи за вас вязать надо и, верно, с татарами воевать.

Стоявшие невдалеке деревенские услышали язвительный ответ бойкой женщины и оглушительно захохотали. Кузьма не нашелся что ответить. После этого случая Анфису стала в деревне звать «бронных дел мастерицей».

Никифор, остававшийся один серьезным во время всеобщего веселья, негромко спросил у Хворостинина:

– От стрелы и нескольких ударов сабли эта броня воина убережет, а от удара копья нет. Да и голова у ратника незащищенной остается.

– Надо будет металлические пластины на груди тягиляя изнутри пришивать для верности, только вот где их взять? – ответил ему князь.

Стоявший рядом с Хворостининым Петр немедленно предложил выход из сложившейся ситуации:

– Мы с отцом давеча заказ выполняли для монастыря, что недалеко от Смоленска находится. Когда я этот заказ отцу игумену привез, так видел, что у него в клети много железных листов лежит – монахи собрались ими крыть крышу колокольни. Может попросить это железо на брони ратникам?

– Давай, Петр, съездим в этот монастырь, только с мягкими бронями до конца разберемся, – ответил сыну кузнеца Дмитрий Иванович.

Наместник громко кашлянул для привлечения внимания и скомандовал:

– Пошли, Никифор и Анфиса в избу. Надо еще обговорить, как «бумажные» шапки делать будете, сколько доспехов изготовить сможете и как за них расчет с вами произвести.

На продолжившемся в курной крестьянской избе совещании обговорили, что мастеровые возьмутся изготавливать «бумажные» шапки комплектом к тягиляям.

В избе Анфиса также вспомнила, что ее дед изготовлял еще и особые попоны для лошадей, которые защищали их от стрел, поскольку татары специально били стрелами по лошадям, когда не могли поразить всадников. Она обязалась изготовить с артелью такие защитные попоны тоже.

Хворостинину подумалось: «Вот ведь какой у нас на Руси народ! Посидели мужики в тюрьме, оттого, что не могли заплатить непомерных налогов, живут в бедности, а как загорелись, когда появилась возможность пособить своим мастерством ратникам! Про оплату даже не заикались, думали только как работу лучше выполнить».