На следующее утро после бегства Паисия наместник вызвал Михаила Черного, рассказал ему о происшедших ночью событиях и поручил как можно скорее разобраться с боярином Бороздны. После этого князя Шуйского можно будет везти в Москву на следствие.

Наместник же, вместе со Степаном и Иллиодором, поехали к Гордею Старому вести переговоры о строительстве гуляй-города.

Хворостинин ехал рысью, Степан не отставал от него, монах, непривычный к верховой езде, тащился несколько позади.

Версты три не доезжая до дома кузнеца, они заметили его на ледяной глади небольшого озерца, находившегося рядом со смоленской дорогой. Подъехав поближе, всадники увидели, как Гордей ловко вытаскивает из прорубленной во льду проруби небольшой невод. Невод был полон мелкими рыбешками: окунями, карасями, плотвой. Среди мелочи виднелись три большие щуки, решившие полакомиться собравшейся вместе у проруби мелочью. Рыба приплыла подышать кислородом к проруби и стала легкой добычей кузнеца.

Гордей, увидев приближающихся всадников, высыпал свою добычу из невода в плетеную из ивовых прутьев большую корзину, сложил снасти в стоявшие рядом сани и поехал к дороге.

– Бог в помощь, Гордей! – поприветствовал подъехавшего рыбака воевода.

– Спаси Боже! – ответил тот.

– Мы к тебе в гости опять едем. Примешь? – спросил Хворостинин.

– Приму, почему не принять хороших людей? Вот, ухой из свежей рыбы угощу.

Гордей тронул лошадь и пустил сани по направлению к дому. Хворостинин со своими спутниками поехали вслед за ним.

Войдя в избу, хозяин отдал корзину с рыбой Наталье и велел приготовить уху, а сам с гостями сел за стол.

Хворостинин начал разговор:

– Мы, Гордей, к тебе посоветоваться приехали. Ты человек уважаемый, всех мастеровых людей в округе знаешь. Разузнали мы из одной немецкой книги, что есть такая военная хитрость, которая по-нашему гуляй-город прозывается. Состоит она из телег, к которым деревянные щиты для защиты воинов от врагов крепятся. Думаем сделать ее с твоей помощью, чтобы наших ратников от татарских стрел укрыть. Покажи Степан книгу.

Слуга достал привезенную монахом немецкую книгу и стал показывать кузнецу рисунки гуляй-города, схемы изготовления и крепления щитов.

Через пять минут рассказа Гордей его остановил:

– Построить такие щиты и навесить их на телеги можно без труда. Только, смотрю, это не столько кузнецкая, сколько плотницкая работа. Надо звать знающих в этом деле людей – старосту артели плотников Никиту Рябого, его помощников Пахома Семенова, да Луку Коренного. Сейчас пошлю Петра съездить за ними в Преображенье.

– Вот еще что, Гордей, – остановил хозяина князь. – Надо наладить производство тегиляев – мягких доспехов из парусины, подбитых пенькой. Для этой тоже нужны подходящие люди.

– Найдем, Дмитрий Иванович, – заверил кузнец. – На Руси много добрых мастеров живет. Только за раз мы все вопросы решить не успеем. Придется тебе у меня заночевать сегодня.

Гордей позвал сына, который что-то ковал в кузне. Тот оставил работу, быстро собрался и поехал в соседнее село за «добрыми» мастеровыми.

– Пока Петр за плотниками съездит, прошу отведать ухи, что жена нам из щуки наварила, – пригласил кузнец гостей перекусить.

К тому моменту, как гости и хозяева поели горячей ухи, закусывая ее свежевыпеченным ржаным хлебом, как раз вернулся Петр. Он привел в избу трех мастеров. Те почтительно поздоровались с наместником и всеми остальными, сняли серые армяки из домотканой ткани и такие же шапки, чинно расселись рядком на скамье, прямо напротив Хворостинина.

Степан, теперь уже более обстоятельно, стал рассказывать плотникам про предназначение гуляй-города и его устройство, показывать рисунки и чертежи. Мужики слушали его не перебивая, с интересом рассматривали то, что было изображено на рисунках в книге.

Внимательно выслушав Степана, высокий худой плотник с многочисленными отметками оспин на лице – Никита Рябой, которого приехавшие с ним мужики звали по-простому Афанасьич, промолвил:

– Щиты такие, что в немецкой книге нарисованы, мы, наместник, из дубовых досок, что были заготовлены для ливонских кораблей, сбить можем. Только вот твой слуга говорит, что у них размеры три аршина на шесть. Такие большие щиты на наших телегах или санях перевезти никак нельзя будет. На Руси телеги и сани отродясь больше полутора аршин вширь никто не делал, поскольку у нас дорог таких просторных нет.

После слов Афанасьича в избе повисла тишина. Слышно было только, как за печкой дочка кузнеца тихонько напевает колыбельную песню своей кукле. Настя понимала, что собравшиеся в избе мужчины решают какие-то важные вопросы и, как свойственно всем детям, верила, что взрослые их обязательно решат, а потому чувствовала себя в безопасности, спокойно играла и напевала при этом.

Хворостинин, который очень надеялся на немецкую военную хитрость, растерялся от верной мысли плотника о несуразно больших размерах защитных щитов для русских дорог. Одновременно он уловил в беззаботной песне ребенка какую-то сверхъестественную надежду на то, что им удастся решить возникшую техническую проблему. Как ее решить Дмитрий Иванович не знал, а потому перекрестился и стал про себя молиться: «Господи, молитвами Пречистой твоей матери и всех святых, помози нам, грешным и окаянным!»

Афанасьич, между тем, почесал свою лохматую голову огромной натруженной ладонью и, утвердительно крякнув, начал рассуждать вслух:

– Наверно, надо делать эти щиты составными, из отдельных досок и брусов, перевозить все раздельно, а перед боем собирать вместе. Собирать доски можно будет на брусах с выдолбленными в них пазами, а потом крепить брусы четырьмя косыми балками, с помощью деревянных штырей.

Плотники стали оживленно обсуждать детали крепления таких разборных щитов. В разговор включился Гордей, которому надлежало изготовить металлические детали для крепления щитов к телегам и для сцепления их между собой цепями.

Долго обсуждали проблему устройства креплений маленьких щитков, закрывавших бойницы для стрельбы из пушек.

Изредка плотники обращались за разъяснениями к Степану, который за ночь успел полностью прочитать соответствующий раздел немецкой книги.

Хворостинин в споры мастеровых не вмешивался, боясь сбить их с делового настроя.

Через час в разговор вступил молчавший все время до этого Лука – полный, представительный мастеровой в жилете, надетом поверх белой полотняной рубахи до колена.

– А сколько боевых щитов надо смастерить-то, наместник? – обратился он к Хворостинину.

Вопрос Луки поставил Дмитрия Ивановича в тупик. Чуть помедлив, он, как Афанасьич, начал рассуждать вслух:

– Мне надо укрыть в гуляй-городе четыре сотни стрельцов, сотню пушкарей и их помощников с пушками, три сотни немецких рейтар, да около тысячи конных и пеших ратников земского ополчения. Считай, тысячу восемьсот человек».