Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Муж Фазии был очень консервативным, говорил о практичных вещах и предлагал решения, но даже не представлял, как важно было выслушать Фазию. Вскоре я поняла, что его терпение на исходе. Он менял тему или выходил из комнаты, если Фазия начинала говорить о сестре. Они ругались из-за этого, но для него сесть и выслушать жену было непосильной задачей. Я думаю, что в такой ситуации многие женщины разозлились бы и решили расстаться с таким мужем. Уверена, я бы сама так поступила. Фазия же принимала его поведение. Она была рада, что роль слушателя выполняю я.
У Алии было три дочери младше 14 лет (правда, Фазия почти не рассказывала о них) и 17-летний сын Хамза (он вызывал у Алии и ее мужа огромное беспокойство). В ее семье было не принято делиться чувствами, главное правило – «быть в порядке». Фазия сказала мне, что Хамза явно злился на свою больную маму и одновременно винил себя за то, что злился, ведь мама не виновата в своей болезни. Он боялся ее смерти, но также хотел жить нормальной жизнью, как любой подросток. Это довольно сложный клубок чувств, который так или иначе нужно было распутать. Но Хамза тщательно скрывал свои эмоции и прятался за экранами гаджетов, пытаясь дистанцироваться от ситуации.
Я предложила Фазии поговорить с сестрой на деликатные темы, например о ее страхах. По понятным причинам Фазия не хотела этого делать. Она обвинила меня в «этом взгляде», мол, на моем лице было написано «просто сделай это». Когда Фазия все же поговорила с сестрой о ее опасениях, Алия призналась, что больше всего беспокоилась о детях, особенно о сыне. Она чувствовала вину и считала себя плохой матерью. Алия поставила цель на отпущенное ей время – постараться быть лучшей матерью. Ее материнская любовь придавала ей сил перед лицом смерти. Еще Алия боялась за себя: боялась задохнуться, боялась, что здоровье окончательно подорвется. Фазия интуитивно чувствовала ее страх, но, услышав ее слова, она словно впервые узнала об этом. Она очень расстроилась.
На каждом сеансе я плакала вместе с Фазией. Ее сестра медленно угасала, и никто не мог ничего сделать. Хуже и быть не могло. Алия теряла способность двигать головой, поворачивать шею. Вскоре она потеряет способность говорить… При этом она находилась в полном сознании и знала, что умрет от удушья. Когда я представляла, что чувствовала Фазия или остальные члены ее семьи, мне становилось жутко. Я была разбитой. Наша связь с Фазией была искренней и «подкреплялась» черным юмором. Фазия говорила, что наш смех «вышибает все плохое». Наше постоянное подшучивание помогало ей справляться с ошеломляющим чувством беспомощности и успокаиваться в конце каждого сеанса.
Фазия навещала Алию трижды в год, и эти поездки вызывали дополнительные проблемы. Ей приходилось оставлять мужа, детей и работу. Это было дорого, утомительно, но очень важно для нее, потому что когда Фазия находилась рядом с сестрой, она могла уделять ей все свое внимание. Они могли делиться воспоминаниями. В такие моменты Фазия могла быть сестрой, которой хотела быть. К тому же специфический юмор Фазии облегчал состояние ее сестры: она видела это по глазам Алии. Ненадолго ей самой становилось легче.
Встречи с сестрой вызывали чувство вины, которое Фазия пыталась побороть: «Это словно щупальца осьминога. Я освобождалась от одного, как вдруг меня крепко опутывало другое». Мы смогли избавиться от чувства вины. В первую очередь ей казалось, что она обязана вернуться в Пакистан и быть с Алией. Фазия знала, что это будет несправедливо по отношению к мужу и детям, но этого хотела Алия. Фазия попросила, чтобы я посмотрела на ситуацию с ее позиции: уехав в Великобританию, она нарушила старую традицию жизни всей семьей. Фазия чувствовала, что внутри у нее что-то сломалось. Она испытывала чувство вины еще по одной причине: с ней все было в порядке, она жила и наслаждалась жизнью, планировала будущее и проводила время с детьми. Алия же была прикована к инвалидной коляске и с трудом могла говорить. На следующем сеансе Фазия преодолела первое чувство вины. Она сказала Алии, что останется в Англии: «Это невыносимое решение, но я его приняла. По крайней мере, я не обманывала ни Алию, ни себя». Хотя я по-прежнему видела чувство вины в ее глазах, мне показалось, что Фазия хотя бы перестала мучиться ужасными вопросами «должна – не должна».
Спустя год еженедельных сеансов Фазии не нужно было так часто общаться со мной. Она разобралась с тем, что происходило у нее в душе, поэтому в итоге мы решили созваниваться раз в два месяца. В начале каждого сеанса Фазия смотрела на меня пристальным взглядом. Этот взгляд говорил о том, что она не хотела плакать или вообще что-то чувствовать. Ее расстраивало то, что она «привыкла» к своему горю. Я мягко сказала ей, что мы должны адаптироваться к ситуации ради выживания и что это часто меняет наше мировоззрение. Возможность адаптации к новой реальности представляет собой один из самых важных способов оставаться здоровым. В течение сеанса я, как правило, ничего не говорила, а только слушала. Я повторяла услышанное и старалась отразить чувства Фазии.
В середине второго года совместной работы печаль Фазии стала ошеломительной. Она постоянно плакала. Фазия чувствовала беспросветную печаль из-за болезни сестры. Я позволяла ей испытывать эти чувства, но также заставляла делать что-то жизнеутверждающее. Я была убеждена (а мы обе были довольно настойчивыми), что Фазию ждала долгая игра. Она должна была заботиться о себе, отдыхать и восстанавливаться, чтобы выиграть. Фазия считала, что для этого достаточно постоянных молитв. Вера была главным элементом поддержки в ее жизни, но я знала, что Фазия должна погрузиться во все аспекты жизни, наслаждаться своими ролями жены, мамы и врача. Роль скорбящей сестры не должна одержать над ней верх.
Я