Как ни странно, Мусси сделал первый шаг ради улучшения наших отношений. На четвертом сеансе он назвал меня Джулс. Так ко мне обращаются только лучшие друзья, которых у меня немного. Возможно, такое поведение Мусси мне и не понравилось, но, изменив мое имя, он словно завладел им. Что-то в искренности его поступка позволило мне развеять суждения и оттаять. С этого момента я как будто видела его изнутри.

На самом деле мне было сложно критиковать Мус-си или любого другого человека на его месте после того, как я поняла, что его мотивировало, расстраивало и волновало. Как только Мусси понял, что может мне доверять и что ему не нужно притворяться со мной, он избавился от тяжелой защитной брони. Я увидела умного, чуткого и травмированного мужчину и вскоре узнала, что он обладал огромными ресурсами для креативности и роста, которые позволили ему вновь вернуться к жизни.

Казалось, в душе Мусси таилась глубокая обида, которая блокировала любые чувства или отношения. Я видела, как он сжимал кулаки, неосознанно сражаясь со своей болью. Я попросила его рассказать о своей боли, закрыть глаза и дышать в нее. Мусси описал острую боль в груди. Он увидел абсолютную черноту, которая вскоре озарилась красными искрами и превратилась в раскаленную лаву, охватившую его тело. Я осторожно спросила, что бы сказала лава, если бы могла говорить. Мусси ответил: «Она извергает яд и гнев». Он вдохнул глубже, и по его лицу потекли слезы. Раскаленная лава превратилась в кипящий котел ярости. Затем Мусси увидел, как стоит на вершине горы и кричит: «Я разъяренно кричу. Я – сверхновая звезда».

Я не очень разбираюсь в физике, поэтому позже посмотрела, что означает сверхновая звезда. Это взрыв огромной звезды, вероятно, вызванный гравитационным коллапсом, при котором яркость звезды повышается на 20 звездных величин. При этом основная масса звезды разрушается с бешеной скоростью, порой оставляя очень плотное ядро. Это позволило мне понять всепоглощающее внутреннее разрушение Мусси: оно было огромным и на вид неотвратимым, словно черная дыра. Я не знала, каким его видели друзья и члены семьи: бесчувственным или готовым взорваться? Значило ли это, что они еще больше отдалятся от него?

Я почти ничего не знала о Хашиме и его отношениях. Я знала, что «Хаш был застенчивым и рассудительным парнем, настоящим мыслителем». Мусси показал мне их фотографию: они стояли, положив друг другу руки на плечи. Они выглядели как братья, но Хашим был меньше и полнее, смотрел в пол. Мусси был похож на типичного старшего брата, доминирующего и властного. Хашим был любимым сыном отца. Он был более послушным, «умным парнем», в то время как Мусси был общительным экстравертом. Теперь Мусси испытывал тяжелое чувство вины из-за того, что продолжал жить. Это особенно влияло на его отношения с отцом: Мусси чувствовал, что никогда не станет хорошим сыном. «Я не Хашим и никогда им не стану», – заявил он. Я знала, что утрата проливает свет на все существующие отношения человека, зачастую выявляя трещины и разрывы.

За свою короткую жизнь Хашим завел много друзей. Мусси рассказал мне: «После смерти брата мы были рады видеть его друзей. Они приходили, пили чай, помогали по дому – словно приносили частичку Хашима с собой. Лишь тогда моя мать выходила из своей комнаты». Иногда они шли в комнату Хашима и включали его любимую музыку, общались. Мусси нравилось это: друзья Хашима позволяли ему наладить связь с умершим братом без необходимости проходить сквозь стену боли. Но некоторые вещи его раздражали. «Когда люди вокруг начинали плакать, мне приходилось успокаивать их, и это меня раздражало, – признался Мусси. – Иногда плакали все гости, и я думал: “Я ведь даже не знаю этих людей”. Сам я не плакал: был слишком потрясен. Все это выводило меня из равновесия». Я часто слышала подобные истории. Когда приходят друзья умершего человека – находятся рядом, ненавязчиво помогают, не плачут и не рыдают, это очень утешает. Но человеку тяжело успокаивать плачущих гостей.

Через несколько недель картина прояснилась. Отец Мус-си расстался с женой после долгих лет бесконечных споров, когда Мусси был ребенком. «Когда мне было 12 лет, Хаш простудился, – рассказал Мусси. – Он кашлял так сильно, что не мог ходить в школу. Он просто лежал на диване, не выносил шума и яркого света. Он очень похудел. Его состояние подчинило себе весь дом». Мусси это одновременно злило и расстраивало. Отчаявшись, мать возила Хашима по врачам, но никто не мог помочь. Лишь через полгода один врач довольно грубо сказал, что с мальчиком все в порядке, а симптомы были психосоматическими. Отец посчитал это «бредом для психов» и решил, что нужно больше молиться. Но мать нашла хорошего детского психотерапевта, и через полгода симптомы Хашима исчезли. Он вернулся в школу. Мусси считал, что Хашим боялся разлуки с отцом после развода родителей. «Особая любовь» отца к Хашиму была центром его внутреннего мира, который раскололся, когда отец ушел. Хашим никогда не говорил об этом: он боялся, что потеряет мать, если скажет ей, как сильно скучает по отцу.

Мусси пытался наладить жизнь. Он решил, что смерть брата не сломит его. Он работал ассистентом-стажером в дилерской компании, но ему не нравилась его начальница. Мусси чувствовал, что она его не уважает и поручает скучные задания. Работа была неинтересной, но, по крайней, мере несложной. «Я справляюсь», – сказал он. Работа делала его будни более-менее распланированными и позволяла сбежать от самого себя, пусть и ненадолго. Очень часто Мусси накрывал абсолютный ужас, «иногда трижды в день, иногда раз в несколько дней». Ему казалось, что он сходит с ума. Я сказала ему, что это обычное последствие смерти близкого человека, пусть все происходящее и кажется безумием. Мусси научился глубоко дышать, но все равно чувствовал себя опустошенным и постоянно переживал.

Наши сеансы были увлекательными, но сложными. Сначала Мусси говорил о том, как скучал по брату, о том, как Хашим потратил жизнь впустую и как его смерть повлияла на многих людей. Больше всего Мусси расстраивало состояние родителей. Его мать постоянно задавала вопросы, на которые никогда не было четкого ответа. Она критиковала себя и дотошно расспрашивала каждого знакомого Хашима о его наркотической зависимости. Она жалела, что Хашим не оставил хотя бы записки с объяснением. Мусси переживал из-за матери. Он обвинял брата в том, что он навредил ей. Иногда наши сеансы были такими напряженными, что у меня начинала болеть голова. Однажды я сказала: «Я чувствую, как железные когти впиваются