рейса, поэтому следовало подойти к кассе и их прокомпостировать. В маленький самолетик помещалось 12 пассажиров, если ты был тринадцатым или пятнадцатым, приходилось ждать час-другой до следующего рейса. И не просто ждать, а стоять в толпе жаждущих улететь именно в Саяногорск, а не в каком-нибудь другом направлении. Самолетов было много, людей — еще больше. Кассы — две, а ты — один на один с вещами и толпой. Ох, и тяжело бывало толкаться, давиться, ждать, просить, уговаривать… и следить, чтобы сумку не увели. Если мы летели с Ольгой Николаевной, она обычно сидела терпеливо, увлеченная польским детективом, а я, человек нетерпеливый, бегала в поисках билетов и самолетов.

Последнее памятное посещение абаканского уютного аэропорта происходило 20 августа 1991 года. Я прилетела ночью из мятежной Москвы и сразу бросилась в гостиницу к маленькому телевизору, стоявшему рядом с дежурным администратором. По телевизору шли мрачные кадры о ГКЧП и событиях у Белого дома. Рядом со мной стояли двое мужиков, прилетевших откуда-то, мы взволнованно обсуждали происходящее в столице.

— Да идите вы спать, ничего не случится больше, — успокаивала нас дежурная.

— Разбудите, если что произойдет.

Спала я по разным причинам отвратительно, а утром уехала в милые Черемушки.

— Что касается нашей «падшей женщины», то я должна добавить рассказ о том, как в июле прошлого года она рухнула на скрещении поперечки 37-й секции с цементационной потерной, там, где ревут насосы и высится гора негабаритного мусора. Провалилась в дырку ногой до бедра, ее тощее бедро не влезло. Она при этом заорала: «Таня!» Но я в десяти шагах впереди из-за рева насосов не услышала. А мы с ней были вдвоем во всей плотине, так как в воскресенье все нормальные люди отдыхают. Работает только ВНИИГ и Гидропроект — в субботу и выходной шли испытания водосливов по ВНИИГовской программе. Включили три водослива, потом хотели пять, расход 5000 м3/с, но заклинило один подъемник. На следующий день уже не заклинило, опять шли эксперименты. Пять аэрированных потоков ревели в течение 40 минут, потом — три. Воды было во всех галереях до бедер, черпали болотными сапогами, вокруг водосливов настоящий дождь поливал сутки, уровень водохранилища был максимальный. Словом, обстановка была боевая. Я-то человек привыкший к передрягам, а эта деньрожденьица не струхнула, молодец!

Невысокая изящная фигурка устремилась вперед, задорно вскинута головка с копной стриженых волос, глаза горят, голос крепнет, подбородок решительно вздернут.

— За это можно и водочку тяпнуть! Согласны?

— Хочется добавить еще героическую страницу, которой я была живым свидетелем.

Однажды мы двигались по довольно сухой галерее, но в районе водосливных секций она оказалась перегороженной деревянной пробкой с маленьким отверстием в середине. Шли мы с Колобовым — надеюсь, вы помните его? Он шел с увесистым прибором, а мы с Гедальевной несли что-то полегче. Владиммир Павлович громко крикнул свое любимое выражение:

— Ольга, не боись, прорвемся! Иди за мной!

Он согнулся, присел на четвереньки и пополз в лаз, Гедальевна следовала за ним, я замыкала группу. Колобовский зад закрыл полностью амбразуру, через несколько минут ей не хватало ни света, ни воздуха, мне, пожалуй, тоже. Слышу шепот:

— Володя, долго еще? Я задохнусь в трубе! И зад твой надоело разглядывать!

— Не боись, скоро конец!

Мы прошли. Потом все трое хохотали.

Этот эпизод вспомнила Ниночка, изящная рыжеволосая красавица, которая несколько лет ходила с девушками по обводненным галереям плотины, но потом не выдержала. Она испугалась, что получит цистит или хронический бронхит, и перешла на работу в теплое помещение технического отдела. Никто из подруг в нее не бросил камень. Она пожелала мне крепкого здоровья, почаще заходить после потерн к ним в отдел, где можно посушиться и выпить горячего чайку.

— Ниночка, спасибо за приглашение. Обязательно буду приходить к вам. Что касается Колобова, то Ольга Николаевна подозревала, что он ко мне неровно дышит. Но нет, в мою сторону он дышал ровно и уважительно. В его глазах я была интеллигентной и зажигательной теткой, с кем не соскучишься. Он говорил: «Ольга, я буду тебя страховать, а то ведь опять рухнешь в воду». Но и с ним я падала не меньше. Труд в вашем молодежном коллективе был ему по душе, а вы, сотрудники лаборатории ГТС, хорошо к нему относились, правда ведь? Помните, как ветеран войны Колобов сидел с надраенными орденами на трибуне во Дворце культуры в День Победы и регулярно получал премии и грамоты? Когда приезжали коллеги из Ленинграда, он кормил нас обедами.

— Ольга, что ты ешь дерьмо в столовой? Приходи ко мне на щи, не пожалеешь!

Я и не жалела, щи были отменные. Только иногда Колобов срывался с «катушек», впадал в запой и отключался на неделю. В такие периоды начальство грозило уволить заслуженного ветерана:

— Ты же, Владимир Павлович, плохо влияешь на молодежь, как не стыдно!

— Стыдно. Не боись, скоро кончу, — отвечал ветеран, но через некоторое время вновь «разлагал молодежь». Так и жил.

— А я хочу вспомнить другую черту нашей уважаемой гостьи. Мне доводилось несколько раз сидеть с ней на совещаниях у Брызгалова. Вы же знаете нашего грозного и довольно беспардонного директора. Он не взирает, кто перед ним — работяга или ученая дама, режет правду-матку прямо в глаза. И на высоких совещаниях он говорит, что думает, даже если не прав, кричит на всех. Словом, не вам мне рассказывать. Я помню, как еще в первые годы наши фильтрационные ученые женщины — сначала Ольга Николаевна, а потом уже одна Ольга Гедальевна — отдувались за проделанную работу и высказывали предположения о развитии неблагоприятных процессов в основании плотины. Однажды Брызгалов, не дослушав, рявкнул: «Да что вы можете понять, приезжая несколько раз в году? Мы тут все время следим и знаем не меньше». Она ему так спокойно и решительно пояснила свое мнение на цифрах и графиках. Директор притих, помолчал, потом добавил: «Может, вы и правы».

Гедальевна, вы как Матросов, бросились тогда на амбразуру, я запомнила этот случай. Пьем за бесстрашных женщин!

Этот спич произнесла яркая, полная, красивая Лариса Сергеевна Пермякова. Она, как и Татьяна, тоже была лидером, возглавляла группу наблюдений за напряжениями бетона плотины, анализировала результаты, писала отчеты, делала серьезные доклады и спорила с мэтрами науки. Говорила она четко и грамотно, писала ясно, короткими фразами. Ее оценка была мне особенно приятна.

— Спасибо, Ларисочка, а я, когда слышу ваш голос на совещаниях или профсоюзных собраниях, где вы председательствуете, сравниваю вас с железной леди Маргарет Тэтчер. Но я хочу