Вдобавок ко всему, один башмак дал трещину, Ялка простудилась и всё время кашляла и оглушительно чихала; пришлось даже пустить на носовой платок одну оборку с нижней юбки, чтобы не сморкаться в рукава. Теперь девчонка просто шла, точней сказать — брела от дома к дому, от села к селу, от постоялого двора до постоялого двора, и путь ей стал казаться бесконечным и бессмысленным. Лис ускользал. Лис был нигде. Точнее — Лиса не было нигде. Порой у Ялки возникало чувство, что он нарочно избегает встречи с ней, хотя, конечно, это был не более, чем домысел.

Трактир у старого канала был двадцатый или девятнадцатый — Ялка сбилась со счёту ещё на первом десятке. В два этажа, какой-то странной формы, словно бы три кубика один другого меньше сунули друг в друга и втоптали в землю; вместо вывески на нём прибиты были серп и молоток, сколоченные вместе в странноватую эмблему, в которой как бы слились крест и полумесяц. Если бы Ялка хоть немного знала «азбуку бродяг», издалека она бы опознала их как приглашение остановиться, что бродяги здесь с охотой и проделывали. Две лошади на конюшне и небольшая баржа, ошвартованная у прогнившего причала, служили явным тому подтверждением.

Вновь ночевать в лесу ей не хотелось, и Ялка медленно пошла к деревне. Постепенно стали попадаться люди. Два крестьянина что-то несли в мешках. Дородная женщина тащила на закорках маленькую девочку, укутанную в тряпки, из которых торчала лишь её насупленная сердитая мордочка. Какой-то парень стоял, привалившись задницей к забору, грыз морковь и косил на неё одним глазом — на втором его глазу сидел ячмень. Косматая и тоже бельмастая собака задержалась на секунду, повернула голову, посмотрела на девушку здоровым глазом и преспокойно затрусила дальше. Ялке сделалось слегка не по себе. Пятеро ребятишек видимо затеяли играться в прятки и теперь рассчитывались, вставши в круг. Проходя мимо них, Ялка замедлила шаг, уловив краем уха незнакомые слова считалки:

Летела кукушка, да мимо гнезда,

Летела кукушка, не зная, куда.

Перо из хвоста обронила в пути,

А кто подобрал его, тот выходи!

Почти тотчас же ребятишки разбежались, а один остался, отвернулся к дереву и начал вслух считать, для верности загибая пальцы. Ялка хмыкнула и двинулась дальше.

Деревня оказалась больше, чем выглядела издали. Дома, когда-то бывшие вполне добротными, теперь казались брошенными, и только свет в их окнах говорил о том, что здесь живут. Два или три более-менее прилично выглядевших дома, как она узнала после, заселяли староста, священник и хозяин кабака. Но что по-настоящему удивило Ялку, так это то, что на улицах деревушки стояли фонари, правда перекошенные и не горевшие, но всё же самые настоящие фонари, совсем как в городе.

Не было заметно, чтобы трактир с серпом и молотом страдал сегодня от избытка посетителей — четыре паренька из местных, не уродливых, но в общем-то таких же серых, как и вся эта деревня, два.проезжих возчика и какой-то хмурый тип с огромными, совершенно тараканьими усами, невозмутимо дымивший трубкой в уголке. За стойкою в разливе восседал на табуретке маленький большеголовый рыжий старичок с бородкой клинышком и равнодушно протирал кружки грязноватым полотенцем, перекинутым через плечо. Его большая лысина глянцевитой желтизной отблёскивала в свете фонаря. Парни и гуртовщики тянули пиво, перед «тараканом», как окрестила Ялка для себя усатого, стоял стакан густого красного вина.

Едва войдя в тепло, девчонка не сдержалась и чихнула, вызвав снисходительные смешки у всех, сидевших за столами. Старичок при звуке чиха неожиданно оживился и прищурился на гостью.

— Простыли, голубушка? — участливо осведомился он. — А?

— Да, немного, — Ялка вытерла нос и нервно скомкала платок. — Понимаете, там такая грязь, а у меня башмак растрескался...

— Вот! — торжествующе вскричал старичок за стойкой, заложив большие пальцы рук в карманы серого жилета, как будто Ялка сказала что-то ужасно важное. Его маленькие глазки вдохновенно заблестели. — Вот они, все эти архиболтуны, которые уже больше года обещают замостить нам улицу! И что же? Где она, та мостовая? А? Сразу понятно, кто заботится о людях, а кто — ха-ха! — способен только воздух сотрясать. Ведь если бы не мы с Карлом и Фридрихом, наша деревня до сих пор сидела бы в потёмках. Да-с! Благосостояние селян есть власть деловых людей плюс освещение деревенских улиц. В первую очередь — власть настоящих деловых людей!

Старичок немилосердно картавил, говорил с каким-то нездешним акцентом и вдобавок, распалившись, так энергично зажестикулировал, что Ялка даже испугалась этого его внезапного напора. Но старичок утих так же внезапно, как завёлся и окинул посетителей трактира таким взглядом, будто ожидал, что с ним сейчас заспорят. Только спорить с ним никто не стал. Старик облокотился на стойку и участливо подался к девушке.

— Итак, чего бы вы хотели, а? сударыня?

Ялка вновь смутилась. Ей почему-то стало вдруг неловко не то что спрашивать про травника, но даже просто просить убежища в этом нелонятном трактире с её крикливым хозяином и молчаливыми посетителями, но в это время паренёк за столиком хихикнул.

— Не обращай внимания, — сказал он ей, — наш Вольдемар всегда такой. То одно придумает, то другое... Только шуму от него больше, чем дел. Занимался бы лучше тем, что хорошо умеет — содержал трактир, да денежки считал. Глубокий эконом. Я верно говорю?

Он огляделся. «Таракан» в ответ неторопливо пыхнул трубкой, выпустил густой клуб дыма и усмехнулся в усы. Ялке показалось, что к его словам здесь обязательно прислушаются. Так оно и вышло.

— Нет, ну почему же, — произнёс он с расстановкой. — Нельзя сказать, что вся борьба была впустую. Жить стало лучше. Жить стало веселей.

Все почему-то вновь притихли, даже парень не нашёлся, что сказать, и уткнулся в кружку. Ялка не переносила запах табака, и потому невольно напряглась, задерживая дыхание. Но табачной вонью даже и не пахло — усач курил табак какой-то южный, мягкий, сладкий, и, должно быть, баснословно дорогой. Ялка ещё помедлила немного и таки решилась.

— Мне очень неловко, — начала она, теребя в руках платок, — но я шла весь день. Мне бы переночевать и что-нибудь поесть. У вас есть... что-нибудь?

— Странный вопрос, — вскинулся старик за стойкой и опять прищурился на девушку. — Конечно, есть. Но не бесплатно. От каждого — по его силам, каждому — согласно оплаты. А вот комнат нет. Могу вам предложить свою, но это обойдется дороже. Так как? А?

— Я подумаю, — осторожно сказала та. — А как насчёт поесть?

— Грибы, лепешки, рыба, каша из перловки. Это из дешевого. Кстати говоря, грибы сегодня чертовски хороши. Моя жена недавно разузнала, как из них готовить замечательное блюдо под названием «Нинель». Не доводилось пробовать? Всенепременнейше рекомендую.

Звучало соблазнительно.

— Грибы, — решила Ялка, — и пива.

Старичок кивнул, о чём-то переговорил с хозяйкой — слегка оплывшей крупной женщиной с каким-то пристальным совиным взглядом, и вскоре перед Ялкой появилось дымящееся глиняное блюдо и наполненная кружка. Она ушла и села в стороне. Громадный котище, тоже почему-то одноглазый, как тогдашняя собака, и со шрамом во всю морду, подошёл к её столу, потёрся ей об ноги и неторопливо удалился прочь. Ялка с облегчением вздохнула: пожелай тот что-нибудь стащить с тарелки, она бы не посмела отогнать — глядел котяра истинным бандитом.