Гарик отпечатал не тот чертеж.

Ярослав это понял, когда Гарик уже слинял. А на следующий день он был выходной, то ли тетка его заболела, то ли любимого кота украли. Пропал Гарик. Ярослав сунулся к его сменщику, хмурому Гоге, а тот его, разумеется, послал – печатники за лишний набор материалов для объемной печи удавятся. Цена на подлинные засыпи поднебесная, а заправлять забугорную печь китайским ши Гога не хотел. И исправлять косяки Гарика за свой счет не рвался.

– А может, мы крыло того… расплавим и по новой отпечатаем? – предложил Ярик.

– А может, ты свалишь отсюда нахрен? – недружелюбно посоветовал Гога. – Это тебе что – пластилин, на? Набор «Юный печатник», на? Тут послойная печать, шесть слоев, на! Это крыло стоит как все твои органы. Вали к Армену, с ним и решай.

Армен не обрадовался. Очень не обрадовался. Ярик внимательно выслушал, кто они такие с Гариком, под каким деревом в сухумском обезьяннике их нашли, отмыли и случайно решили, что они люди. Потом подробно уяснил, какие неустранимые ошибки у них в телесном роде, и узнал, какие мучительные недуги их ждут в ближайшем мрачном будущем.

– Так я говорю Гоге, чтоб печатал? – спросил Ярик, когда Армен устало упал на кресло, выбил сигарету из пачки и расстегнул черную рубашку на груди.

– А, уйди с глаз моих! – замахал хозяин мастерской, – Пока я тебя в сушилку не засунул, клянусь всеми родственниками. Навязался на мою бедную голову! Такое крыло запороли…

– Это не я, это Гарик.

– Шмарик-гарик, вали отсюда, гад малолетний! – Армен смял пустую пачку, запустил в него. – И скажи Гоге, чтоб экономил. Понял?

– Понял-понял, – закивал Ярослав, закрывая дверь.

– Сильно экономил, как в голодные годы! Ой, мама, за что мне это…

Второе крыло Ярослав поставил только вечером: пока отпечатали, пока краска подсохла. По уму надо было бы еще день подождать, пока краска схватится, но Армен обещал «Тойоту» в понедельник с утра и совершенно не хотел входить в положение Ярослава.

– Ты работать у меня хочешь? – спросил он.

– Хочу, – еще бы Ярик не хотел! Армена по всему побережью знали, он брался за самые сложные случаи, вытаскивал машины с того света. Мог из любого перевертыша конфетку сделать – как будто только что с завода.

– Хочешь работать – тогда работай, – невозмутимо сказал Армен. – Завтра с утра заказчик машину ждет. Если надо, ночевать тут будешь.

Завтра надо было в гимнасий. Ночевать Ярику не пришлось, он закончил до семи. Управился бы и быстрее, но у него голова кружилась второй день, с пятницы, как скатались они на Колдун-гору, так с тех пор его и мутило.

«Краской надышался, – подумал Ярослав. – Пойду-ка я домой…»

Он умылся, переоделся, скинул рабочий комбинезон, попрощался с Гогой, который был сегодня в ночной смене и основательно к ней подготовился: включил ногомячное ристалище – как раз играл «Терек» с «Зенитом», – разогрел кулебяку в скорогрейке и прихлебывал лимонад из бутылки. По лицу Гоги было видно, что «Дюшес» неважная замена крепленому «Краснодону», но пить на работе Армен разрешал всего один раз – накануне увольнения.

Ярик уже уходил, когда к мастерской подрулил серебристый родстер. Ярик так и встал. А потом пошел быстрее.

Федя Веселовский-Фань таки уделал папину тачку. Решетка охладителя вдребезги, левое светило, капот-накрыл, левое крыло и подкрылок – все под замену, и еще куча царапин по всему левому боку.

«Попал ты, товарищ», – подумал Ярослав без тени жалости. Горбатиться на Федю он не имел ни малейшего желания.

Федя вышел, хлопнул дверью и с досадой пнул колесо. Увидел Ярослава и вконец почернел.

– Ты чего здесь…

– Гуляю, – ухмыльнулся Щербаков. – Гляжу, не свезло тебе, Федя?

– Ярик, дорогой, погоди!

Ярослав обернулся. Армен к нему бежал. Заставить бежать Армена, с его ста тридцатью килограммами живого веса, могли только две вещи. Или его жена, суровая Гаянэ, или очень большие деньги. Гаянэ поблизости не наблюдалось.

– Ярик, слушай, ты голосник заряжай, да? – Армен упер руки в бока, тяжело дышал. – Корми его. Сил нет за тобой бегать.

– Так чего хотел?

– Я тебя прошу, займись заказчиком.

Ярослав хмуро поглядел на Федю. Несмотря на печальные обстоятельства, Федя неприлично скалился.

– Армен, я домой, – сказал Ярослав. – Башка не варит совсем.

– Зачем тебе башка, у тебя руки есть! – воскликнул Армен. – Вместе с Гогой помогите человеку. Я тебя очень прошу. Ему очень надо к утру тачку сделать.

Ярослав покачал головой.

– Тут работы часов на восемь.

– Слушай, я тебе в два раза заплачу!

Ярослав мазнул взглядом на Веселовскому, который небрежно поигрывал ключами. Вид у Феди был красноречив – «прогнешься, никуда не денешься». Но Ярика мнение Веселовского уже не волновало. Он почуял возможность дожать Армена.

– На договор возьмешь? – прищурился Щербаков. Армен замахал руками:

– Слушай, как могу, а? Меня налоговая сожрет, пережует и выплюнет, у тебя же грамоты выпускной нет.

– Тогда я пошел.

– А, что ж ты делаешь? Разве так можно? – Армен схватил его за рукав, – Совсем зарезал. Хорошо, со следующего месяца оформлю. Только разрешение от матери принеси. Без него никак.

Ярослав кивнул и пошел обратно. Надо маме позвонить, чтобы не волновалась.

– Федя, дорогой, – за его спиной загремел Армен. – Ты не волнуйся, все поправим. Будет как из каретной лавки. Ты сам цел? Вот и хорошо. Ну, загоняй, мальчики все уладят.

Федя загнал родстер в бокс, бросил Ярику ключи. Хотел что-то сказать, но мазнул по нему раздраженным взглядом, ушел к Армену.

– И чего Армен выплясывает вокруг этого разряда? – спросил Гога, считывая внутренние числовики машины.

– Это Федя Веселовский-Фань. Сын того самого Веселовского… – Щербаков кивнул в сторону серого хобота зернопровода, протянувшегося над трактом от причала к зернохранилищу.

– А чего не к удостоверенному продавцу? – Гога вытер руки, поковырялся в зубах. – Такие, как он, у нас не чинятся.

– Он, может, и хотел бы пальцы погнуть, да боится. Продавец отцу стукнет, тачка же на старшего Веселовского записана.

– Нам же лучше, – сказал Гога, пришлепнув клавишу большим пальцем. – Пусть катается и бьется, катается и бьется. Все, дуй к машине, снимай жестянку. Минут через двадцать испечется крыло.

* * *

…Ярик ушел за полночь. В заднем кармане у него лежал свернутый в три раза пятиалтынник.

«Неплохо за одну ночь, – подумал он. – Хотя Армен поимел раз в десять больше. Вот почему так все устроено? Ты горбатишься, а кто-то лежит, смотрит ногомяч и кладет твои деньги себе в карман?»