я дрожала и тыкалась влажным носом в его шею. И первая реакция была иной — он притянул меня ближе. А потом вновь опомнился.

Поэтому я провела кончиком языка по смуглой коже Герасима. Мужчина дёрнулся. Руки на пятой точке сжались до боли. Герасим дёрнул головой, но с такого близкого расстояния в свете льющимся из ванной комнаты, я смогла увидеть, что кожа его покрылась мурашками. Улыбнулась. Родной мой, ты можешь кого угодно пытаться обмануть, но со мной это не прокатит. Я вновь прижалась губами к шее, а пальчиками царапнула затылок мужчины.

— Лиля, — он явно хотел сделать голос строгим, но хрип выдал его с головой.

— Снова начнёшь рассказывать мне про ту, с которой меня якобы перепутал? — я насмешливо улыбнулась, глядя в тёмные глаза, которые смотрели на меня с нежностью. А внутри обмирала. Боялась того, что вновь оттолкнёт. Вновь боль причинит. Не физически. Морально. Одними жестокими словами. Герасим молчал. Только вглядывался пристально в моё лицо. А я руки с затылка переместила на его лицо. Пальчиками огладила лицо. Коснулась сухих губ, чуть оттянула, после не выдержала и кратким поцелуем прижалась к ним. Думала, что Гер отстранится. Снова начнёт отталкивать. Но он перехватил инициативу. И поцеловал. Поцеловал так, что перед глазами всё поплыло. Жадно. Будто съесть меня хотел. Кусая губы почти до боли. И тут же языком зализывая укусы. Я не поняла сразу, что тихо постанываю в жадные губы. Мне казалось, что я парю. Витаю в воздухе от счастья, что наполнило каждую клетку, каждый крохотный миллиметр тела. Неумело и несмело отвечаю на поцелуй. В клубе мой поцелуй был просто смешным. Потому что Гер сейчас показывал, как сильно можно кого-то хотеть, страстно сильно желать.

Жадные губы выпустили мои из плена, чтобы заскользит по скуле, к ушку, прикусить. Гер зашептал мне на ушко:

— Все тормоза к х*рам сносишь, малышка. Как с тобой бороться?

— Так не борись, — вжалась лбом в его. — Давай хоть попробуем, Гер. Не нужно бояться, что ты меня сделаешь несчастной.

Гер дёрнулся, явно не ожидая таких слов, выдохнул рвано, опуская глаза, пряча взгляд за ресницами. Но я продолжила, уверенная, что слова пробьют его броню:

— Мне больнее в разы, когда ты меня отталкиваешь. Когда я вижу, как другим ты позволяешь к себе приближаться, а мне нет. Когда ты лжёшь, что есть другая. Больно, Гер. Вот тут, — руку в грудь вжала, — безумно больно. — Почему, Герасим? Почему ты постоянно меня отталкиваешь?

— У меня рак, малыш.

— Что? — мне показалось, что вся моя кровь в один миг покинула тело. Мне стало так холодно и дурно, что я даже вдохнуть не могла.

— Рак мозга, маленькая. Я прохожу лечение больше четырёх лет. У меня был рецидив.

— Гер.

— Ну, чего ты плачешь? — он грустно усмехнулся и стёр слёзы со щёк. — Я пока ещё жив. Стою перед тобой.

— Гер, — я стала гладить судорожно его лицо и покрывать кожу поцелуями. — Почему ты раньше не сказал?

— Не хотел, чтобы ты жалела, — ответил серьёзно, не юля. — Кто угодно, только не ты.

— Гер, глупый ты, — я рыдала, громок всхлипывая. — Герочка. Боже. Я… Ты поэтому… Сколько?

— Год. Полтора.

— И когда я должна была об этом узнать? — вдруг разозлилась я. — Когда? — ударила кулачком в плечо. — Ты действительно считаешь, что мне было бы легче?

— Да, — Гер сжал мой затылок и серьёзно посмотрел в мои влажные глаза. — Тебе проще будет пережить мою смерть, если ты меня будешь ненавидеть. Если ты найдёшь того, кто сделает тебя счастливой.

— Идиот, — попыталась возмутиться, но Герасим только покачал головой.

— Маленькая, я знаю, как это больно терять того, кого любишь. Как ты сможешь жить дальше, когда я умру? Проснёшься утром в кровати, зная, что меня нет. Зная, что только вчера я спал рядом. Зная, что мы занимались сексом в этой кровати. Зная, что мы завтракали на кухне. Лиль, — он нежно погладил пальцами меня по лицу, — я даже детей иметь не могу. Процент того, что от меня кто-то забеременеет просто микроскопический. Маленькая, тебе это не нужно. Я тебе не нужен, — Гер поджал губы.

— Знаешь что! Позволь мне самой решать, кто мне нужен, а кто нет. Сколько лет мы потеряли, Герасим Назаров? Сколько лет ты считаешь, что так будет лучше? Все четыре года?

— Лиль… — поморщился.

— Ты просто… Герасим! Каждую. Минуту. Я. Хочу. Быть. С тобой. Слышишь меня? Мне плевать на то, что ты говоришь! Детей не будет? Плевать! Усыновим! А рак сейчас лечат, Гер! И тебя вылечат, я знаю. Ты же, — я стала гладить лихорадочно его лицо ладошками, — должен вылечиться ради меня. Если ты меня любишь, если я тебе дорога, то ты обязан просто вылечиться. Слышишь меня? Ради меня!

Глаза моего сильного и несокрушимого мужчины чуть покраснели. Он ресницы быстро опустил, скрывая от меня свою слабость. Он вообще свою слабость мне показывать боится. Глупый. И такой любимый.

— Герасим… — начала, но вой сирен заставил осечься.

Герасим поставил меня на пол, к стене, коротко поцеловал в лоб и скомандовал:

— Стой здесь, я разберусь. Я дам им записи с видеокамер и показания. А ты спать иди.

— Я хочу тебя дождаться. Мы не закончили наш разговор, — упрямо сказала я.

— Иди в комнату, Лиль. Я приду.

И по глазам увидела, что не лжёт. Что-то изменилось в наших отношениях. Я поняла, что больше он не будет сбегать. И лгать. И отталкивать. Поэтому пошла в душ, где смыла усталость и негативные эмоции этого дня. Снова вспомнились слова бабушки Демьяна.

Слушай только своё сердце.

Сердце мне шепчет лишь о том, что я хочу быть с Герасимом. Хочу быть его женщиной. Женой. Любимой.

Верь глазам.

Ведь именно глаза Гера не скрывают его эмоций. Они всегда смотрят в самую душу. С такой нежностью. С восхищением каким-то. Будто он хочет вновь и вновь смотреть на меня. Не отрываясь.

Не верь своим ушам.

Теперь мне понятно, для чего и с какой целью Герасим говорил мне те слова вчера утром. Дурак! Какой же он дурак! Ведь два года назад, там, на обрыве, он смотрел на меня так жадно.